Мату-Гросу

Выскочить из лодки после удара не составляло проблемы. Если здесь были камни, о которые скрежетало дно лодки, то, значит, была и поверхность, на которую можно встать. Попав снова в спокойное основное течение, лодка начинала дрейфовать бортом к течению, а мы приступали к разбору наших неуклюжих действий по преодолению трудностей, так внезапно встретившихся нам.

Ночи мы проводили на песчаных отмелях, которые могли предложить нам все, что угодно. Выше отмели растут деревья, вполне пригодные для гамаков, но можно было отдохнуть и на мягком сухом и скрипучем песке. Для костра здесь в любом месте имеется в изобилии плавник, высушенный солнцем до хрупкости. Здесь можно даже полакомиться черепашьими яйцами, если подходящий сезон (перед дождями). В это время хорошо видны следы черепах, поднимавшихся на песчаную кучу (где они откладывают яйца). Уже в темноте продолжали летать гайвота — большие птицы, похожие на чаек, — едва не касаясь крылом водной глади, все еще видя достаточно для того, чтобы схватить рыбу. А если попробовать посветить на птиц фонарем, то зачастую вместо них увидишь рубиново-красный немигающий глаз каймана. Высоко над всем этим иногда слышится слабое гудение самолета, не подозревающего о пустынной местности, лежащей под ним. Еще выше находятся искусственные спутники Земли, спускающиеся или движущиеся с постоянной скоростью, сверхъестественно молчаливые, когда они обгоняют звезды, которые еще выше их. В любом случае praiasпредставляет собой благословенное место, как ничейная территория между рекой и лесом.

Пустынность и изолированность реки оставляли сильное впечатление. В месте слияния с Риу-Суазинью, куда доплыли через полтора суток, мы увидели на берегу пять человек, охранявших новую фазенду. Еще через полдня нам попалась пустая пирога. За весь следующий день мы не встретили никого и ничего. Через шесть дней после старта Филип, Кеннет и Джефри, находившиеся в первой лодке, увидели еще людей, впервые за последние три дня пути. На отмели стояла группа мужчин, вооруженных до зубов, наблюдавших за нами. Возле индейцев не было никаких следов лодки. Единственное средство передвижения, увиденное нами, было совершенно нереальным в условиях подобной глуши. В кресле-каталке сидел мужчина, несомненно, вождь, поскольку остальные сгруппировались вокруг него, но ни он, ни кто-либо другой не подняли руки на пришельцев. Столь хорошо вооруженная недружелюбность заставила нас, не вооруженных ничем страшнее консервного ножа, прибавить скорость и проехать мимо. Мужчины на отмели были недвижимы и даже не шелохнулись, пока очередной поворот реки не скрыл их из виду.

За три дня до этого, проведя ночь на крохотном островке, идеальном в том отношении, что он состоял только из песка и латерита и на нем росло несколько деревьев, которых как раз хватило для наших гамаков, мы расстались, как это и было намечено. Главную лодку до отказа нагрузили большей частью оставшегося бензина, так что ее борта лишь немного возвышались над водой. Мы же вдвоем сидели в своей лодке высоко вверху и могли теперь плыть вдвое быстрее, чем загруженная лодка у троих. Расставаться всегда тяжело, а в этом крайне пустынном и диком месте — еще тяжелее. Мы проплыли с ними немного вниз по течению, а потом, убедившись, что все в порядке, повернули назад.

Когда-нибудь эта река станет такой же загрязненной, как и все остальные, а ее берега будут вытоптаны людьми. Эти места будут играть большую роль в благосостоянии северной части штата Мату-Гросу, в префектуре Барра-ду-Гарсас. Реке придется вписаться в современный мир. Но в тот день, когда наши лодки разошлись в разные стороны, река оставалась такой же, какой была всегда. Глядя на нее, столь первобытную и чистую, и скользя по ее великолепной поверхности, я чувствовал себя в каком-то крайне привилегированном положении. Правда, Андрелинью стрелял из древнего револьвера 45-го калибра во все движущееся, будь это тапир, водосвинка или сидящая на дереве обезьяна, и мы с нашей грохочущей лодкой представляли собой отъявленных нарушителей покоя, но пребывание здесь приводило в экстаз, и я часами распевал во весь голос. После этого у меня невероятно разболелась голова, и Андрелинью был рад с презрением высказаться о возможной причине этого. Но когда мы вышли на берег и я, упав лицом в песок, ждал, когда подействует кодеин, Андрелинью наловил рыбы, натер ее солью, соорудил над огнем деревянную раму, поджарил рыбу и предложил мне. Это был Эдем. Это был мир внутри другого мира, совершенно самостоятельное место. Я с жадностью пожирал рыбу вместе с костями, а потом растянулся навзничь на великолепном песке.