Они потолкались, попихались – только что в том за радость, если никто не ругает, никто не разнимает? – Вся охота ссориться пропала.
– Бась, а Бась, пряниками-то в доме как пахнет!
– Точно, Стась, я как с мороза вошла, аж задохнулась от духа пряничного.
– И у меня слюнки потекли. Слушай, мы же их целую гору вчера напекли! – если и съедим сейчас по парочке втихаря, никто не заметит.
– Тащи на стол корзину!
– Не, одна я её уроню, давай вместе.
И они вдвоём взгромоздили на стол припрятанную до Рождества плетёнку. Там под льняным полотенцем чего только не было – и кренделёчки под белой глазурью, и витые загогулинки, и поросята с глазками-изюмками, и уточка с утятками…
Руки сами к пряникам потянулись.
– Глянь, у меня курочка!
– А у меня рыбка.
– А у меня кот, я сама его лепила.
– Тоже мне, кот, скажи – кривая обезьяна.
– Сама ты обезьяна!
– А у меня конь – грива как огонь!
– Не тронь коня, конь на праздник припасён!
– Ага, твоё, значит, в рот, а моё к празднику?! – Со злости Баська толкнула Стаську, Стаська толкнула Баську, корзина наклонилась и пряники посыпались на пол.
– Ой, Стаська, что мы наделали!
– Ой, Баська, давай спасать, что цело!
– Хорошо, пол с песком отдраили.
– Коняшка раскрошился! Нет теперь коняшки!
– И уточка с утятками! Жалко то как!
Бася заплакала.
– Погоди, Бась, реветь, завтра тесто замесим да новых напечём, прежних лучше. И лошадок, и утяток, и гусочек.
– Что-то мне пряники есть расхотелось.
– И мне.
– Может, борщ сготовим?
– Да-ну, в меня больше ничего до самого утра не влезет. А давай сходим, ёлку поглядим?
– Делать нам нечего! – Лежит она себе связанная в сарае и лежит. Лучше игрушки новогодние достанем!
– Ты что, отец строго-настрого приказал к коробу даже не притрагиваться.
– А мы и не тронем ничего, мы только крышку приоткроем да глянем. Кто узнает?
Сказано-сделано, корзину с пряниками уволокли на кухню, на стол притащили оклеенный картинками короб. В коробе том сокровищ, как в сказочном ларце: – тут и птицы пёстрые из цветной бумаги, и цепи золотые – сами их для прошлогодней ёлки клеили, и флажки серебряные, и фантики от давно съеденных конфет, и скорлупки от золочёных грецких орехов. А внизу, в мягкие тряпицы завёрнутое, хранится главное мамино сокровище – пять дутых шаров и сусальная рождественская звезда. Пять стеклянных шаров – алый и пунцовый, синий и жёлтый – глядеть на них, не наглядеться. Но всех краше мамин любимый – голубой с серебристой, будто снегом усыпанной, веточкой.
Держит его Стася в ладонях, дышать боится. А сестра рядышком торопит:
– Ну Стась, ты уже насмотрелась, дай и мне подержать! Ну Стась!.. Ста-ась!..
– Вечно ты, Баська, канючишь. Дай мне ещё хоть минуточку!
Ну ладно, на – держи!
Стася протянула игрушку сестре. Та неловко подставила ладони, и шар медленно-медленно выкатился из её растопыренных пальцев на стол, медленно-медленно покатился к краю и застыл. Девочки оцепенели, словно их кто заворожил. Один вдох, не дольше, шар оставался неподвижен, потом вдруг качнулся, – Баська и Стаська, опомнившись, рванулись его схватить, от этого рывка шар дёрнулся, словно кто его подтолкнул, и упал на пол, в одну секунду превратившись в мелкие блескучие осколки.
– Ох!
– Мама его так любила!
– Лучше бы мы чашку разбили!
– Лучше бы мы ничего не разбивали!
– Что же теперь делать?
– И попадёт же нам!
– Как жалко-то, красота какая! Это всё ты!
– Это у тебя руки-крюки!
– Тащи веник! Надо поскорей осколки замести да выбросить куда-подальше.
– Куда выбросишь – блеснёт из-под снега, всё сразу и откроется.
– Давай в сугроб поглубже зароем или за забор кинем!
– Знаешь что, лучше мы стекляшки в колодце утопим – тут уж никто не отыщет, хоть век ищи!
– Ага, осколочки-то лёгонькие, будут плавать себе в колодце, словно лодочки, кто ведро зачерпнёт – тот и достанет.
– А мы в узелок завяжем да камушек для весу добавим.
– Старый точильный камень подойдёт?
– То что надо!
И бедовые сестрицы занялись делом: – завернули все игрушки и убрали, будто и не притрагивались к ним, замели осколки, увязали в узелок вместе с камнем, всунули ноги в сапожки, накинули шубейки, побежали к колодцу, быстренько смели снег, отвалили крышку и кинули узелок в тёмную воду.
– Ну как там, Бась, утоп?
– Не видать, темно.
– Подвинься, дай я погляжу.
– Ща, я первая.
Бася наклонилась пониже, чтобы что-то разглядеть, продтянулась, перевесилась через край и вдруг, не удержавшись на обледеневших брёвнах, оскользнулась и ухнула в черноту сруба.
Стася заорала от ужаса и рванула следом за сестрой.
– Баська, ты цела?
– Стаська, ты жива?
Девочки лежали на разворошенном стогу сена на лесной поляне. Вокруг зеленела трава, пестрели цветы и пели какие-то птахи.
Головы немного кружились, но ничего не болело, и были они обе абсолютно сухие. В стороне валялся узелок с осколками.
– Баська!
– Стаська! Куда же мы с тобой попали?!
– Это кто тут на мою голову свалился, птиц-зверей распугал? – на них в упор глядела тётка в кофте-размахайке и тётка была явно рассержена.
– Ой, тётенька, мы не хотели!
– Мы в колодец свалились!
– Мы больше не будем!
– Какая я вам тётенька?!