Вообще необходимость постоянно поддерживать состояние измененного сознания алкоголем и адреналином здорово тяготила Матвея, но… Чертов образ! А нейтрализаторы вроде того, каким пользуется Олечка, штука дорогая.
– Матвей, надеюсь, вы не против, если я буду обращаться к вам по имени? – спросил Волоконский. – Все-таки разница в возрасте у нас небольшая, а так как все конфликтные вопросы мы урегулировали…
– Без проблем, Владимир, – благодушно откинулся на спинку стула юноша. – Думаю, всем нам так будет проще.
– А я не согласен… – пробормотал (кто б его еще спрашивал!) Кирилл. – Я к вам ко всем на «вы» буду!
– Что ж, – кивнул Владимир. – Если подобная фамильярность претит вашим…
– Сам ты «претит», – обиженно буркнул Кирилл, уже успевший одержать сокрушительную победу над второй бутылкой. – А пока вас всех у меня в глазах по двое, все едино выкать буду! А то половина вас обидится… Эх… Пойду-ка я на воздух.
С этими словам наследник славного рода Бобровых очень нетвердой, но крайне целеустремленной походкой направился к выходу.
– Р-р-р-р-р-асплодились тут… – только и смог уловить Матвей, перед тем как Кирилл буквально вывалился за порог.
Впрочем, действие гравитации лично для одного подвыпившего умника отменил навидавшийся на своем веку всякого швейцар. Некий же канцелярист сделал зарубку на память, что кое-кто, достаточно скромный во вменяемом состоянии, остатки самосохранения теряет напрочь после первой же бутылки. Просто на будущее.
– М-м-м… – протянул уже почти Володя, явно пытаясь подобрать слова.
Матвей же с Ольгой лишь переглянулись, да и приложились кто к шоту, а кто к бокалу. Молча.
– Ясно, – так же пожал плечами князь, предпочтя уйти от скользкой темы… на куда более щекотливую. – Матвей, скажи, а упомянутые тобой связи распространяются на силовые структуры?
Глаза юноши сначала едва не округлились, но тут же настороженно сузились, будто перед броском. А как иначе, когда тело моментально переходит в боевой режим, смывая адреналиновой волной негу и только начавшее схватываться алкогольное опьянение. Рука непроизвольно потянулась к артефактному клинку, что был испытан впервые еще в школьные годы. На таком расстоянии гораздо эффективнее, чем огнестрел будет. Краем глаза маг отметил, как рефлекторно подобралась Ольга, тоже потянувшись за… А за чем? Пистолетик-то у нее в другом кармане. Все это Матвей отметил чисто машинально, а мозг уже включился в работу, просчитывая варианты защиты и нападения…
– Стойте!..
Вскрик Волоконского заставил вздрогнуть нескольких официантов и немало наиболее впечатлительных гостей ресторана.
– Матвей Александрович, Ольга Григорьевна, я приношу вам свои извинения! – затараторил он куда тише, чтобы не привлекать внимание к их столику (куда уж больше-то!). – Уверяю, это не оскорбление и не вызов!
Юноша с девушкой, сидящие напротив не на шутку разнервничавшегося князя, вновь переглянулись в своей молчаливой манере, после чего слегка расслабились. Вроде бы расслабились.
– Объяснитесь, Владимир Сергеевич, – холодно произнес Матвей. – И пусть эти объяснения будут очень подробными. В противном случае нынче же жду ваших секундантов!
Повеса, балагур и рисковый парень, роль которого приходилось играть молодому человеку, иными словами на подобное… предположение ответить не мог. Нет, ну думать же надо!
В среде родовитых, насквозь пронизанной неформальными соглашениями союзами, клубами и объединениями предположить вслух, что твой собеседник способен сдать своих контрагентов и покровителей… Это все равно что в камере с авторитетами начать вслух сомневаться в ориентации присутствующих. Можно, конечно, если готов к поединку либо просто появлению инородной стали в теле в виде заточки или пули. Да лет сто назад за подобное подозрение в недоговороспособности убивали не реже, чем из-за дам! Да и сегодня за такое свет его даже не осудит, а на суде в случае убийства Волоконского подобное поведение князя будет являться смягчающим обстоятельством для Матвея. Очень сильно смягчающим. Возможно, и до оправдания!
– Матвей Александрович, я вовсе не хотел вас оскорбить, – начал князь свою покаянную речь. – Неудачная формулировка – лишь следствие душевного смятения, а также волнения за близких мне людей…
Глава 6
История Волоконского затронула самые глубокие струны в душе Матвея, заставив его сердце сжаться от жалости. Жалости к себе. Уж как хотелось юноше двинуть в эту одухотворенную самыми высокими порывами морду, а затем ею же отполировать тяжелую столешницу со словами «Ты, тварь, сам понимаешь, что несешь?!!» Однако нельзя. Служебный долг не велит.