Маугли

– Это Ферао, красный дятел, – сказала Багира. – Он помнит. Мне тоже надо припомнить мою песню. – И она начала мурлыкать и напевать про себя, время от времени умолкая и прислушиваясь.

В джунглях Индии времена года переходят одно в другое почти незаметно. Их как будто всего два: сухое и дождливое, но если приглядеться к потокам дождя и облакам сора и пыли, то кажется, что все четыре времени года сменяют друг друга в положенном порядке. Всего удивительнее в джунглях весна, потому что ей не приходится покрывать голое, чистое поле новой травой и цветами, ей надо пробиться сквозь перезимовавшую, еще зеленую листву, которую пощадила мягкая зима, чтобы утомленная, полуодетая земля снова почувствовала себя юной и свежей. И весна это делает так хорошо, что нет на свете другой такой весны, как в джунглях.

Наступает день, когда все в джунглях блекнет и самые запахи, которыми напитан тяжелый воздух, словно стареют и выдыхаются. Этого не объяснишь, но это чувствуется. Потом наступает другой день, когда все запахи новы и пленительны и зимняя шерсть сходит у зверей длинными свалявшимися клочьями. После этого выпадает иной раз небольшой дождик, и все деревья, кусты, бамбук, мох и сочные листья растений, проснувшись, пускаются в рост с шумом, который можно слышать. А за этим шумом и ночью и днем струится негромкий гул. Это шум весны, трепетное гудение – не жужжание пчел, и не журчанье воды, и не ветер в вершинах деревьев, но голос пригретого солнцем, счастливого мира.

Прежде Маугли всегда радовался смене времен года. Это он всегда замечал первый Весенний Глазок глубоко в гуще травы и первую гряду весенних облаков, которую в джунглях ни с чем не спутаешь. Его голос можно было слышать по ночам, при свете звезд, в сырых низинах, густо усеянных цветами; там он подпевал хору больших лягушек или передразнивал маленьких сов-перевертней, что ухают всю весеннюю ночь напролет. Как и весь его народ, из четырех времен года он выбирал весну для своих скитаний – просто ради удовольствия бегать, рассекая теплый воздух от сумерек до утренней звезды, и возвращаться, хохоча и задыхаясь, в венке из свежих цветов. Четверка волчат не кружила вместе с ним по джунглям – она уходила петь песни с другими волками. У обитателей джунглей бывает много хлопот весной, и Маугли слышал, как они мычат, вопят или свищут, смотря по тому, что полагается их природе. Их голоса звучат тогда не так, как в другие времена года, и это одна из причин, почему весна зовется Временем Новых Речей.

Наступило первое утро весны, и павлин Мор, сверкая бронзой, синевой и золотом, возвестил новые запахи. Другие птицы подхватили его клич, и с утесов над Вайнгангой Маугли услышал хриплый визг Багиры, похожий и на клекот орла, и на конское ржание. Вверху, среди налитых соком ветвей, кричали и возились обезьяны.

Маугли озирался вокруг, но видел только, как насмешливые обезьяны дразнятся и прыгают среди деревьев и как павлин Мор пляшет внизу, на склоне горы, раскинув свой радужный хвост.

– В джунглях пахнет по-новому! – крикнул павлин Мор. – Доброй охоты, Маленький Брат! Что же ты не отвечаешь?

– Маленький Брат, доброй охоты! – просвистел коршун Чиль, слетая вниз вместе со своей подругой.

Оба они проскользнули под самым носом у Маугли, так что пучок белых пушистых перьев слегка задел его.

Легкий весенний дождик – его называют Слоновым Дождиком – прошел по джунглям полосой в полмили, оставив позади себя намокшие и качающиеся молодые листья, и закончился двойной радугой и легким раскатом грома. Весенний шум прервался на минуту и примолк, зато весь Народ Джунглей, казалось, гомонил разом. Маугли кликнул клич Стаи, но ни один из четырех волков не отозвался. Они были далеко и не слышали его, распевая весенние песни вместе с другими волками.

«Да, – сказал Маугли сам себе, хотя в душе и сознавал, что не прав, – вот если Дикие Собаки придут из Декана или Красный Цветок запляшет в бамбуках, тогда все джунгли, хныча, бегут к Маугли и называют его большими, как слон, именами. А теперь, оттого что закраснел Весенний Глазок, все джунгли взбесились, как шакал Табаки…»

Маугли поохотился рано в этот вечер и ел немного, чтобы не отяжелеть перед весенним бегом. Это была настоящая белая ночь, как ее называют. Все растения с утра, казалось, успели вырасти больше, чем за месяц. Из ветки, которая еще накануне была вся в желтых листьях, закапал сок, когда Маугли сломал ее. Мох густо и тепло курчавился под его ногами, острые края молодой травы не резали рук.