Маугли

На войне курицам с рогами не место, и мужикам в женских туфлях тоже нет места на войне, словно война поменяла женское лицо на мужское с бородкой и пейсами.

Долго я лежал, или мне казалось, что долго, потому что раненый, но никто меня в плен не брал, даже обидно, что меня не полюбит жена местного врага, не принесет мне в яму пшена и овса на завтрак.

Кавказского пленника любили, а меня не полюбят, словно я - ревнивый муж из сказки.

Я подумал о том, что умру от голода, но тут послышались шаги лесной нимфы - я сразу понял, что лесная нимфа, потому что поступь чуть слышная, и, если бы я не тренировал свой слух на курсах разведчиков, то не услышал бы шаги, как не услышал бы шум крыльев летучей мыши.

Около танка остановились женские ножки - стройные, прекрасные в своей целостности и сохранности - ножки Буша и свиные рульки даже рядом с этими женскими ножками не стояли.

Обтягивающие защитные лосины в рыжих и зелёных пятнах, а обувка - не военная, но я сразу понял - снайперши обувь - удобная, бесшумная, качественная - за сто долларов в интернете купленная, словно девушка только для того и жила, чтобы купила винтовку и на войну пошла против меня.

Враг мой та снайперша, и если почует меня, как ты парень почуял в Вальте дерево, то убьет, а зубы мои возьмет в качестве трофея.

Отличные у меня зубы, кабаньи, посмотри, - солдат открыл рот, провел грязным пальцем по зубам, как на губной гармошке играл реквием по своим ногам. - Не вижу её, но уже знаю, и знание изнутри меня распирает, потому что я - умный и смекалистый: снайперша женщина честная и неглупая, но в школе получала двойки по пению.

Решился я, что подстрелю её - мой автомат без видимых повреждений рядом лежал - только руку протяни и подползи к нему на десять сантиметров, тогда и погибнет честная снайперша, как подрезанный стебель ржи упадет к гусеницам танка.

Сначала автоматной очередью срежу ей ноги - кости полетят мелкими брызгами - так от Афродиты во время купания отлетает морская пена, а затем, когда снайперша рухнет, потому что ноги её искрошатся, тогда я и остальные части её тела добью из автомата, как манную кашу по утрам варю и думаю, что человечьи мозги в кастрюле, а не каша.

Тянул я руку к автомату, тянул, а не дотянулся, как медвежонок Фодзи не доплыл до спасительного берега.

Долго медвежонок Фодзи искал свою маму, но не доплыл, несколько сантиметров отделили его от жизни.

Снайперша - не медвежонок Фодзи, по ногам её видно, и я не медвежонок Фодзи, я знал это отчетливо, и, чтобы не забывался, носил во рту бритву опасную "Нева".

Петр Первый не мыслил, что когда-нибудь именем реки его города назовут опасную бритву: воры её за щеку аккуратно помещают и при опасности выдувают половинку лезвия с огромной начальной скоростью - трудно, но после многолетних тренировок бритва летит в глаз врагу, совершенно неожиданно летит и в тот момент, когда враг торжествует победу, потому что перед ним стоит голый человек, без оружия, но возьми, выкуси - голый, а из него бритва вылетает.

Я тоже научился трюку с половинкой лезвия "Нева", даже кислое вино не пил - разве что полстакана с девками, а так - водку только, от водки бритва не тупится и не ржавеет, а от кислого вина вмиг испортится, как куртизанка под слоном.

Но бритва куда-то делась из-за щеки, я подозреваю, что её гномики украли.

Смешно? Не смешно, потому что верю я в гномов - фанфароны они, отвратительные маленькие фанфароны.

Без лезвия за щекой, без сил тянулся я к автомату, но ни на сантиметр не приблизился, как во сне.

Рядом оружие, но не дотягиваюсь, до исступления довел себя, но не смог - так не пописает в пустыне путник обезвоженный.

Снайперша не зря за танком ходила - может, чуяла врага, а, скорее всего, как я понял - искала укромное место от глаз сослуживцев.

Солдаты всегда дружат, а снайперы для всех чужие - для своих и врагов чужие, потому что ревнуют солдаты снайперов к смерти и к боевой славе.

По женской нужде снайперша приспустила штаны, присела, и я увидел, что она снайперша, теперь без сомнения, потому что у неё все женское между ног, как у балерины.

Я заплакал от досады: раненого добивает своим видом, а я её не добью, потому что даже страсти во мне нет, когда лежу без движения, словно столетняя черепаха.

Даже в процессе мочеиспускания снайперша издевалась надо мной и оставалась преданной делу войны: она нарочно струйкой метко попала в ямку - по-снайперски.

Я же рыдал без звука, потому что нет позорнее для солдата, чем рукопожатие эстета и, когда женщина обсикала.

Если бы я в тот момент ремонтировал танк, то обязательно ударил бы справляющую нужду снайпершу монтировкой по голове.

Может быть, я не беспристрастно сужу о женщинах на войне, заранее отказываю себе в привычке выкурить сигарету на крыше дома, но горести мои выше понимания простых рядовых на кладбище.

Снайперша сделала свое маленькое дело, быстро привела себя в порядок - я видел только её ноги, но знал - так и произошло, потому что даже лакей в бане приводит себя в порядок перед завтраком.