Каждое утро липкий от пота сэнээс Берестов поднимался со спальника, расстеленного прямо на полу, и брел в ванную. Вода, которой полагалось быть холодной, едва ли не обжигала, да и текла вялыми струями, несмотря на выкрученный до упора кран. После омовения Берестов пробирался на кухню, извлекал из холодильника ледяную минералку и пил ее, стоя перед открытой дверцей, словно впрок старался промерзнуть до костей. О завтраке не могло быть и речи, Берестов лишь брал с собой загодя приготовленные бутерброды, натягивал легкие полотняные брюки, рубашку-сетку, сандалии и, нахлобучив подаренный светилом мировой астрофизики Грегори Брауном стетсон, выкатывался из квартиры.
Город напоминал прифронтовую зону, а Берестов хорошо помнил, что это значит, хотя войну застал лишь ребенком. Не оставалось ничего другого, кроме как терпеть до самого института, где, благодаря неусыпной заботе зама Лавровича по административно-хозяйственной части, исправно работали кондиционеры. И все-таки мысли старшего научного сотрудника не занимали ни зной, ни пожары, ни затянутый торфяной гарью город. Трясясь в битком набитом автобусе, вышагивая по чахлой аллее преждевременно пожелтевших лип, ныряя в блаженно-прохладный холл институтского особняка, Берестов видел внутренним взором сверкающую спираль Галактики: ее голубые, красные, желтые солнца, гиганты и карлики, мглистые облака туманностей, черные ловушки коллапсаров, большие и малые, невидимые с Земли планеты.
Это неотступно преследующее его видение было полно смысла. До сегодняшнего дня Берестов, пожалуй, был единственным ученым Земли, да что там ученым — единственным человеком на планете, который с высокой степенью достоверности знал, что среди этого хаоса мертвой материи должны быть и жизнь, и разум. Много жизни и разума — целый пояс миров, огибающих галактическую спираль там, где скорости звездного диска и спиральных рукавов совпадают. Планетные системы, что находятся внутри коротационной зоны — узкого кольца, точнее, тора радиусом двести пятьдесят парсек, — в процессе движения вокруг галактического ядра периодически то входят внутрь спиральных рукавов, то покидают их. И поскольку в спиральных рукавах происходят бурные звездообразовательные процессы, образующие жесткое излучение, попадание в них губительно для обитаемых планет.
Из чего следует логический вывод, что с высокой степенью вероятности выживают только миры, реже прочих проникающие в эти рукава. А следовательно, чем дальше они находятся от центра Млечного Пути, тем больше у них шансов в процессе естественной эволюции стать колыбелями жизни и разума. И даже при самых скромных подсчетах таких планет в коротационной зоне должно насчитываться несколько тысяч. И из этих тысяч — несколько сотен способны породить разумных существ. А из этих сотен несколько десятков поднимутся до цивилизации космического масштаба. И если все расчеты верны, а логика рассуждений безупречна, то прямо сейчас, когда он, старший научный сотрудник Гелий Берестов, сидит, скорчившись над своими записями, прямо у него над головой проносятся совершенные межзвездные корабли пришельцев, которые, уж конечно, знают о существовании разума на Земле и вот-вот готовы вступить с ним в Контакт.
Неужто и в самом деле проносятся?.. Не один ли из них прямо сейчас с чудовищной скоростью пересекает Солнечную систему? Пять лет назад в Нижнеярский филиал ИКИ поступил заказ Министерства обороны. Было поручено обосновать либо опровергнуть возможность присутствия инопланетных кораблей в околоземном пространстве. В документах этот проект шифровался как тема ноль ноль семнадцать. Мало кто из ученых, принимавших в нем участие, всерьез к нему относился, но военные щедро финансировали попутные фундаментальные исследования и с этим нельзя было не считаться. Эх, Привалов, Привалов… Мог бы и поподробнее. Проклятая секретность. Ничего, завтра я из них душу вытрясу…
Глава 24
Нетерпение снедало его, хотелось все немедленно бросить и кинуться в Сырые Ключи, но Берестов не дал себе воли. Если был генерал Привалов считал, что сэнээсу Берестову необходимо прибыть на объект сегодня, он бы так и сказал. Да и машину прислал бы. Посему нечего корчить из себя отрока на первом свидании. Сказано — утром, значит, утром. А пока следует сделать то, что давно собирался, — переписать набело основные выводы и расчеты. Берестов вздохнул, вынул из ящика стола заветную общую тетрадь в черном коленкоровом переплете, открыл на первой странице, вставил чистый листок в каретку пишущей машинки и затарахтел по клавишам. Когда снова раздался телефонный звонок, он вздрогнул. Невидящим взором обвел комнату, с удивлением обнаружив, что за окном уже темно, а в черном стекле отражается включенная настольная лампа и уже слегка одутловатая физиономия Гелия Аркадьевича Берестова, старшего научного сотрудника, руководителя астрофизического отдела Нижнеярского филиала столичного Института космических исследований. Звонок повторился. Берестов снял трубку, ожидая вновь услышать голос Привалова.