Старший научный сотрудник Института космических исследований с удовольствием полюбовался ее походкой, озабоченно взглянул на часы и направился к зданию бывшего Купеческого собрания, где и располагался Нижнеярский филиал московского ИКИ. Воскресенье для того и существует, чтобы поработать в тишине и покое. Дома Берестову не работалось, как ни странно — мешала обыденность обстановки квартиры в панельной пятиэтажке, где за стеной гоняют по кругу пластинки с модными шлягерами. А в институте старинные толстые звуконепроницаемые стены, солидные дубовые столы, обитые зеленым сукном, витражи в окнах с декоративными элементами на сюжеты народных сказок — память об эпохе русского модерна.
Берестов почти бегом ворвался в институтский вестибюль, поздоровался с вахтером Суворовым, посмотревшим на него осуждающе. В законный выходной следует сидеть дома, ну или рыбку удить на речке. Правда, в такую жару рыба клюет плохо. Ушла на глубину, где водичка прохладнее. Ну что ж, рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. Неужто лучше торчать на работе? Нет, не понимал вахтер Суворов такого энтузиазма. Будь его воля — напрочь запретил бы всем этим физикам-шизикам злостно нарушать трудовое законодательство.
Не чувствуя на себе осуждающего вахтерского взгляда, сэнээс Берестов взлетел по мраморной купеческой лестнице, отворил дверь своего кабинета. День начался с удачи. Он встретил в парке Катю Сигнаевскую и пусть в шутливом разговоре, но все же дал понять ей, что она давно нравится ему. Нравится с того самого дня, когда он впервые пришел в редакцию Нижнеярского книжного издательства с рукописью научно-популярной книжки под неудобоваримым названием «Млечный путь как объект астрофизических исследований», которое в издательстве предложили заменить на куда более звонкое, в духе времени, «Здравствуй, Галактика!».
Едва Берестов уселся за свой стол, раздался телефонный звонок.
— Здравствуй, Галактика… — пробормотал он, подняв трубку.
«Товарищ Берестов?» — осведомились на том конце провода жестким военным голосом.
— Так точно, товарищ генерал! — рявкнул астрофизик, вытягиваясь по стойке смирно.
«Не валяйте дурака, Гелий Аркадьевич, — не принял шутки Привалов. — Попрошу выслушать внимательно».
— Слушаю вас, Сергей Валерьевич.
«Недавно полученные данные позволяют предположить, что у нас "гость"… Гм, по теме ноль ноль семнадцать. Как поняли?..»
— Вас понял, — внезапно севшим голосом произнес Берестов. — Траектория?
«Вероятно, пролетная… Ожидаемый перигелий около миллиарда километров, афелий— порядка трех…»
— Угловая скорость?
«Угловую скорость, прецессию и прочее — все узнаете завтра! — отрезал генерал. — Жду вас на объекте не позднее шести часов утра. Отбой».
Положив трубку, сэнээс круглыми от изумления глазами уставился на витязя, отрубающего последнюю голову несчастному Змею Горынычу. Солнечный свет беспрепятственно пронизал и витязя и Змея, цветными пятнами расплываясь на зеленом сукне стола. Легче всего было заподозрить звонившего в банальном розыгрыше, но, во-первых, Берестов хорошо знал этого человека, а во-вторых, должность, которую тот занимал, не позволяла ему так плоско шутить. А значит, все, что он сказал, — чистая правда. Если бы Привалов сообщил о находке обломков Ноева ковчега или о втором пришествии Иисуса Христа, — Берестов воспринял бы это гораздо спокойнее. Может быть, потому, что не искал Ноева ковчега и не ожидал второго пришествия. Иное дело — событие по теме 0017…
Пятнадцать лет своей сознательной жизни Гелий Аркадьевич потратил на ожидание этого события. Правда, ожидание было деятельным, полным надежд, разочарований, бессонных ночей, когда прислушиваешься к межзвездному эфиру, к радиоголосам ближних планет, дальних солнц и сверхдальних квазаров, просеиваешь сухой песок цифири в надежде, что мелькнут золотые крупинки нового откровения. А началось все в конце пятидесятых, когда аспирант мехмата Нижнеярского государственного университета Гелий Берестов опубликовал в реферативном факультетском журнале довольно дерзкую и самонадеянную статью. Впрочем, приведенные в статье данные были абсолютно надежными, ибо получены в Бюракане молодым астрономом Виктором Владимировичем Крогиусом под руководством самого Амбарцумяна. К тому же они были подтверждены другими обсерваториями.
Дерзость аспиранта Берестова заключалась в сделанных им выводах, в интерпретации этих надежных данных. На некоторое время Гелий стал популярен среди факультетской молодежи и ходил гоголем, но потом появилась статья, автор которой не сомневался в наблюдениях и расчетах, однако весьма убедительно опровергал выводы. Точнее сказать — разгром был полный. Берестов на некоторое время даже впал в отчаяние. Ему казалось, что научная карьера, начатая едва ли не со школы, оборвалась на взлете. И вот однажды его вызвали к декану. Ничего хорошего аспирант от этого вызова не ждал и потому поплелся к начальству как на Голгофу.