Мавр сделал свое дело

— Волю покойного мы выполнили, — нервно заметил Антон, когда адвокат уехал. — Теперь только до утра продержаться.

Маша взглянула на него с явным неудовольствием, остальные промолчали.

В гостиной мы засиделись позднее обыкновенного, особо не разговаривали, но и расходиться никто не спешил.

— Андрей, проверь, заперты ли двери, — вдруг сказала Мария. — За порядком здесь никто не следит.

— Виталий приедет? — спросила Вера.

— С какой стати?

— Тогда, если не возражаешь, я лягу в твоей комнате.

Тут до меня дошла причина некой нервозности: последняя ночь в доме, и все чего-то ждали. Еще один труп? Я быстро оглядела присутствующих. Если честно, трудно было заподозрить кого-либо из сидящих здесь людей в гнусных намерениях. На ум опять пришли слова карлика, что ночью при свете луны приличные люди вдруг становятся упырями и оборотнями. Так ли уж далеки его слова от действительности?

Как видно, подобные мысли посетили и Таньку. Когда мы пришли к себе, она вдруг озадачилась вопросом:

— А почему только мы живем на первом этаже?

Стало ясно, в своих подозрениях мы зайдем очень далеко, спать-то уж сегодня точно не будем. Спокойно, во всяком случае.

— Наверное, потому, что мы не родственники. Не совсем родственники, — поправила я саму себя и отвернулась к стене, давая понять, что тратить время на глупые разговоры не намерена.

Вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно, и утром мы встретились в столовой со смущенными улыбками на лицах. Видимо, все (и я в том числе) всерьез опасались, что утром кого-то недосчитаются.

Выпив кофе, мы простились. Андрей, Вера и Антон отправились в город вместе с Машей, на ее машине, а мы с Танькой к тете Клаве, утаив сей факт от всех.

Таблетки были вручены с соответствующими рекомендациями. Тетя Клава осталась довольна. Танька, в некотором замешательстве побродив по дому и так и не найдя причин, по которым ей следовало бы здесь задержаться, тоже отбыла в город. Меня так и подмывало подробно расспросить тетю Клаву об обитателях поселка, но, во-первых, она была занята по хозяйству, во-вторых, это могло выглядеть подозрительно. Расспросы я оставила на вечер. За чашкой чая завести разговор гораздо легче, а пока, прихватив этюдник, я отправилась бродить по окрестностям.

В тот момент меня более всего интересовали три человека, наиболее перспективные в смысле их причастности к происходящему: Васька Черт, Самарский и Анна Молчанова, которой Костолевский завещал картину. Из того, что я узнала накануне, становилось ясно: женщина, которую я встретила на днях неподалеку от поселка, скорее всего, и есть Молчанова. Красивая, что подходит под описание, и с этюдником, то есть художница. Хотя кое-что меня смущало. Тетя Клава сказала, что они с мужем живут на Озерной, а я видела, как она входила в дом за несколько километров от озера, совершенно в другом поселке. Входила по-хозяйски. Значит, я могла ошибаться и в округе есть еще художница. Наличие мужа-милиционера тоже вводило в сомнение, со стороны Костолевского шантажировать ее было бы делом довольно опасным. Хотя, может, Костолевский был уверен, что мужу она по какой-то причине ничего не расскажет.

Вместе с этюдником Танька привезла мне и карту области. Внимательно изучив данный район, я теперь ориентировалась здесь значительно лучше и заплутаться уже не боялась. Я отправилась к деревне Сергеевка, где тогда и встретила женщину. Расчет мой был прост: если мы там уже встретились однажды, может, опять повезет? Как еще я могу познакомиться с Молчановой?

Едва я вышла к дому за кирпичным забором, как сразу же увидела ее. Женщина стояла в тени деревьев и смотрела на дом. Просто стояла и смотрела. Этюдник стоял в трех шагах от нее, на нем виднелся незаконченный пейзаж: уголок леса с цветущими колокольчиками. Сердце мое забилось в предвкушении удачи.

Я свернула на одну из лесных тропинок, которых здесь было множество, и запела песню про кузнечика, а вскоре явилась взору женщины, выйдя из леса как раз рядом с тем местом, где она стояла.

В первое мгновение она нахмурилась и даже испугалась, скорее всего от неожиданности. Я широко улыбнулась и поприветствовала ее, потом перевела взгляд на этюдник и спросила:

— Занимаетесь живописью?

Конечно, она заметила этюдник у меня на плече, но ничуть, похоже, не заинтересовалась. Она вела себя вежливо, но не более. Чувствовалось, что заводить знакомство не торопится. Тетя Клава утверждала, что Молчанова не любительница разговоров, но попытать счастья можно.

— Так.., увлечение, — нерешительно ответила женщина.

Я подошла к ее этюднику и сделала несколько замечаний. Она все-таки заинтересовалась, и разговор завязался.

— Вы где учились? — спросила я.

— В детской художественной школе, — ответила она с мягкой улыбкой. — Бог знает сколько лет назад.

— Шутите? — искренне удивилась я. — У вас определенно талант.

— Ерунда. Надо чем-то занять себя. В деревенской жизни есть свои прелести, но, если честно, скучновато. Вот я и пытаюсь хоть как-то себя развлечь. А вы художница?

— Скорее любитель. Закончила худграф, но, боюсь, художник из меня довольно посредственный.