Мавзолей для братка

Именно видение обвитого разрядами жужжащего прибора и поставило все на свои места. Георгий вскинул к глазам руку с пальцами, облепленными пластырем, и ладонью, замотанной бинтом, и все вспомнил.

– Кот… где?.. – каркнул он, с трудом разлепив пересохшие губы. – Кот… здесь?..

– Здесь, здесь… – к постели протолкался усатый-полосатый, растроганно утирающий кружевным платочком совершенно сухие глаза, глаза прожженного плута и мошенника. – Куда же я денусь, месье д’Арталетт? Вы не будете возражать, если после вашей кончины…

«Ну и слава богу… – не слушая, как все зашикали на бестактного Кота, устало опустил веки путешественник. – Значит, так и должно было случиться… Видимо, не в человеческих это силах – спасти казненного друга… Прости, Людовик!»

– Вы можете мне хоть что-нибудь объяснить? – раздался над ухом возмущенный голос Горенштейна, заставивший страдальца снова открыть глаза. – Почему вы вернулись избитым и связанным? Вы же никак не могли в таком состоянии дотянуться до прибора возвращения! Я ничегошеньки не понимаю!

– Я тоже… не понимаю… Но своих близнецов, профессор, я там навидался вволю… И не только с затылка, но и в лицо…

– Объясните подробнее!

– Вы с ума сошли, господин алхимик! – разъяренной фурией налетела на ненасытного ученого Жанна, защищая любимого, словно курица-наседка цыпленка. – Мало того, что едва не угробили его своим хрено… хромо… Так еще и добить хотите вопросами дурацкими! Никуда не денется ваша наука, подождет пару дней!

– Какая пара дней? – вскинулся, точнее, попытался вскинуться, но только вяло трепыхнулся в постели страждущий. – Мы не можем ждать еще пару дней!..

Но сразу несколько дружеских, но непреклонных рук насильно уложили его обратно и заботливо укрыли одеялом. Кто-то, не обращая внимания на слабое сопротивление больного, всунул ему в пересохший рот что-то напоминающее детскую соску, из которой потек восхитительный кисло-сладкий прохладный нектар…

А еще кто-то, не менее заботливый, кольнул чем-то острым в бедро, от чего голова сразу же наполнилась душистым туманом, в котором почти без остатка утонули все мысли и желания… Но взамен явились фантомы.

– Все ясно. Все соки организма сгустились до такой степени, что мешают отправлению жизненных функций. Я бы рекомендовал позвать лекаря, чтобы отворил кровь, – уже в полусне услышал Арталетов до боли знакомый голос покойного друга. – В подобных случаях это первое дело. На худой конец, можно развести в оливковом масле пол-унции порошка сушеной мандрагоры и…

Голоса отдалялись, сливаясь и становясь похожими на журчание лесного ручейка.

«Как здорово, что он хотя бы во сне может ко мне прийти… – проплывали упрямые обрывки мыслей, никак не желающие тонуть в молочно-медовом водовороте. – Может быть, удастся поговорить…»

Последний проблеск сознания угас, и Жора погрузился в бездонную темноту…

* * *

– Нет, вы мне все-таки объясните…

Арталетов полусидел в постели, обложенный подушками, и постоянно порывался выдернуть из вены иглу капельницы, по его мнению совершенно лишнюю, как и для всякого здорового человека. Проснулся он довольно давно, но поверил в это лишь минут пятнадцать назад, а до того лишь блаженно улыбался и кивал головой, считая всех окружающих галлюцинациями, сонными видениями, навеянными сумасшедшими событиями последних дней.

А как иначе расценить то, что среди заведомо реальных лиц и условно-реальных персонажей (Кот почему-то казался ему каким-то смазанным, карикатурным, мультипликационным) имел место заведомый призрак?

Да-да, не кто иной, как сам королевский экс-шут, Леплайсан собственной персоной. Причем Леплайсан неприлично румяный – тогда как у привидений заведено являться на этот свет бледными и полупрозрачными. Леплайсан – строящий глазки Жанне, отчаянно с ним кокетничающей. Леплайсан – с головой, прочно сидящей на плечах, а вовсе не покоящейся на коленях, как полагается обезглавленным покойникам.

– Ну сколько вам повторять? – Дмитрий Михайлович растерял ангельское терпение и вернулся в свое обычное взвинченное состояние. – Вы явились всклокоченным, кажется, даже раненым, сжимая в охапке вот этого яростно вырывающегося субъекта… – Ученый ткнул пальцем в пришельца с того света, и только занятость последнего прекрасной хозяйкой спасла его от вызова на дуэль в самой серьезной форме: дрались, бывало, и по менее серьезным поводам, чем обидный тычок пальцем. – Никто ничего понять не успел, как вы канули обратно. Я уже собирался последовать за вами…

– Врет, – не смотря в его сторону, буркнул Кот. – Перетрусил больше, чем тот самый монах, к которому сатана явился. Все орал про каких-то Парадоксов и Синдромов, хотя нам этих господ не представил.

– А вас бы я попросил выбирать выражения! – взбеленился Горенштейн. – Сами-то спрятались за диван и ни в какую не желали оттуда выходить до самого вечера!

– Мне простительно – я кот, – хладнокровно парировал усатый, выкусывая у себя между когтями. – Ученьем не обремененный, темный, можно сказать…