Maxximum Exxtremum

Так и сделал. Только через пять минут я вскочил, включил свет, стал метаться по комнате, бить по столу и по стенам и причитать неприличным словом. Водка кончилась, было невыносимо. Я разбудил Алёшу (что стоило больших трудов) и рассказал ему всё. Он не придал моему экспрессивному сообщению никакого значения и предложил выпить воды и лечь спать.

Ещё полчаса я провёл в изнурении — метаясь, глуша противную воду из ведра и куря бычки. Наконец лязгнули ворота, хлопнула дверь и залетела Элька. «Быстрей — машины ждут!» — торопила она. Невероятных усилий стоило отодрать Долгова от батареи, доставить до авто и впихнуть внутрь. Тут уж сидел Федя, держа на коленях коробку с совой, трёхлитровую банку с белыми мышами и умудряясь ещё выпивать пиво. Шрек сидела во второй тачке сзади, сигналя нам звуком и фарами. Как это всё комично! Мы сели и картежем тронулись в путь через весь город.

13.

Нас высадили у дома Зельцера — было часа два и абсолютно темно: ни души, даже ни одного светящегося окошка! Упёрлись в железную дверь подъезда, Зельцер спросила невинно: «Лёшь, ты случайно код не помнишь?». Случайно!! Я его помнил, просыпаясь в холодным поту среди ночи и готовый хоть ползком, на коленях ползти на По-***ское! Я прикоснулся к замку и осознал, что совсем забыл. Три цифры, через две-три… Как же — она даже сама забыла! Я потыкал наугад, потом она, потом пригласили Федю, почему-то надеясь, что он спец. Федя колдовал минут десять и принялся ломиться. Мыши в банке стояли на бетонном пороге; Шрек занималась с драгоценной совой, норовившей выскочить из коробки; беспризорный Долгов давно осел в уголку у порожка и посыпохивал сном винности; Зельцер с Федей стали очень нервничать, солидарно, чуть ли не буквально в унисон ругаясь на жильцов, так рано ложившихся спать и не желавших куда-нибудь прогуляться в ночи, и на коммунальные службы, и на мировой терроризм, способствующий такому сомнительному прогрессу (всё, блин, началось именно в тот день, когда мы, молодые-несмышлёные, приговаривали «С праздничком»!). Всё — абсурд — ехать обратно?!

3.

Наконец-то всё закончилось, и пары стали разбредаться: Репа под ручку с Олей, Зельцер с Толей, Алёша с Максимой…

«Аппаратуру таскать, да ещё непонятно дадут ли выжрать…» — мямлил Максим, который уходить не очень-то и хотел, и мог… Я тащил его, а он пытался вырваться и пуститься — за Гробом, Репой, Зельцером — всё равно. «УМЕД» — (потом будет «четыре», см. ниже) — магические слова приковали его ко мне. Я также сразу ему сообщил, что в таком виде, да ещё когда сейчас ещё подопью, ни к каким родственникам поехать не могу. И даже друзьям. И даже если б не пил!..

Друзья враги

родственники

любовники

супруги

а на самом деле

человек одинок.

…В домике, в каждом доме, домовой, Бездомный — э-э… знакомая фамелия… квартирный вопрос подпортил даже меня! Я чувствую себя полным изгоем. Я порчу эстетику общества. Моё место — на заблёванном асфальте у зловонной мусорки или в лучшем случае на лавочке в парке… Макс сказал, что ему похую, лишь бы выпить, можно на вокзал вот пойти…

…В час заведение закрылось и мы, сцепившись, пошатываясь и вяло пытаясь петь «ГО», двинулись — с полбатлом в руках — по ул. Интернациональная (своеобразный аналог Тверской). Почин Максима состоял в том, чтобы «подрулить к сутенёрам и тёлкам — прицениться». Несмотря на моё вялое сопротивление, оное мы и проделали — вернее, он — весьма развязно подозвал довольно-таки «нормального» бычка и ещё более развязно осведомился о расценках. Тот с неожиданной почтительностью и тщательностью описал нам, шатающимся и поочерёдно отхлёбывающим из горла, типовое меню. «А с животными у вас ничего нет?» — мне показалось, что он всё же спросил это (как и в кафе требовал поставить рокабилли или на худой конец сайкобилли!), и что ему вполне сдержанно ответили: «Вегетарьянского не держим»… «Во-он ту, чёрненькую! — неожиданно заорал Максим, широким жестом долбанув в бетон допитую бутылку. — Шепелёв, давай деньги!» Девушки теперь и вовсе вытаращились на нас. Я подхватил «ведущего» под руку и, оттащив метров на пятнадцать, сказал, что никаких денег у меня нет — даже на сигареты. Он громко возмущался. Подозвал опять «официанта» и попросил ещё раз пожалуйста огласить весь список — что тот и проделал, причём не менее почтительно и нисколько не раздражаясь тем, что наянный Максим перебивал, переспрашивал, искренне возмущался, кивая на девок на лавочке, разводя руками… Таким макаром они доторговались аж до 400 и Максимка вытеребил себе ещё массу всяких льгот и бонусов, но под конец всё испортил, заключив нижеследующим: «Да вы знаете, кто это такой?! Это О. Шепелёв — великий русский писатель!!»

Я схватил алкоголика и супротив его волеизъявления поволок его в сторону ночлега, намереваясь за такую игру на моих нервах сыграть на его рёбрах.