Когда его отняли, герой наш с крайне независимым видом подошёл к соседнему отделу и с ещё более независимым видом принялся рассматривать товары — всякую экзотическую побардень. Его внимание привлекла самая большая и самая дорогая безделушка с подписью на ценнике: «МЕЧ — 900-00». «Девушка, это у вас меч готический?!» — с претензией на претензию спросил фетишист. Естественно, ответом ему было нечто невразумительное. Но он начал интересоваться более настойчиво — вцепившись в занавеску, чтоб я его не оттащил. «А почему у вас на всех написано — «меч славянский», «кинжал восточный», «меч самурайский», а это просто «МЕЧ»?! Я не понял: это
Я вынужден был рассудить логически: всего кнопок десять, два ряда по пять штук, две были, кажется, в верхнем ряду, одна в нижнем, промежутки в две-три кнопки — не столь уж много комбинаций. Кроме того, первая и последняя цифры отпадают — это я точно помню. 1
2 3 4 5/ 6 7 8 9 0. Это 3 5 8, или 2 6 9, или 2 5 8, или 4 7 9, или 3 6 9… — что-то точно и не помню, в каком ряду были две цифры… Действовать приходилось на ощупь… Внятно зажав всего лишь седьмую комбинацию, я открыл дверь. Зельцер сильно возликовала, бросилась мне на шею.Зашли, занесли сову, мышей и Долгова — он был тоже доволен и выказал серьёзное намерение выкушать чего-нибудь спиртосодержащего — очень оригинально! Ещё он припомнил, как его оторвали от тёплой батареи и зачал ныть, что зря это сделали — там было очень хорошо, тепло и уютно, не то что здесь. Он кажется даже засобирался туда… Шрек дала Феде денег, наказав что именно на них купить (в её потребительскую алкокорзинку, какие бы напитки кто бы ни пил, всегда входила баклажка пива лично для неё, за что Зельцер обзывала её бездонной пивной бочкой). Долгов был для моциону присовокуплен к нему же, Шрек зашла в сортир, а мы с Элькой, сидя на кухне, сразу сплелись и стали целоваться.
Они вернулись, мы разъединились, г-жа Шрек устроила скандал, обвинив их в растрате её каких-то рупей и копеек. Долгову это очень не понравилось, он засобирался даже домой. Феде это радикально не понравилось, он стал радикально выступать экспрессивно, переходя даже на личности и потрясая
Зельцер нехотя слезла, оправляясь — лицо её было абсолютно дебильно-счастливым — без тени хоть чего-нибудь! Вот и вся её суть, подумал я, но как это возможно?! А прошлое?! А Толя?! а я, все мои страдания?! а все наши конфликты?! а наркота?! — ни хуя!! — будто и не было
— Какой ты сильный, Лёшь, а говоришь: температура!
— А то!