В этих условиях Джулио все же удалось извлечь для Франции на конгрессе максимальные выгоды. На мир с Испанией без достижения сокрушительной победы над испанской монархией он сейчас идти не желал. Позже, в январе 1649 года, Мазарини писал маршалу де Лопиталю: «…Мы были накануне заключения мира с Испанией столь же выгодного, как и тот, какой завершил наши переговоры с Империей, возвратившей нашей короне ее древние границы на Рейне с важнейшими крепостями…» Так оценил итоги франко-имперских переговоров в Вестфалии первый министр Франции, осуществлявший руководство ее внешней политикой.
В конце октября 1648 года Европа наконец узнала о заключении долгожданного мира. Это событие вызвало целую бурю эмоций. Немецкий поэт Пауль Вергардт запечатлел это так:
Правда, еще продолжалась пропагандистская война. Пугая общественное мнение французской угрозой, испанская публицистика стала распространять идеи о перенятии Францией от Габсбургов претензий на создание своей универсальной монархии. Хотя такие взгляды и не имели тогда широкого распространения, они показывают, что имперская идея очень глубоко засела в европейском политическом мышлении. И если одни ее носители в течение более полутора столетий ослабли, то победитель должен был перенять эту идею. Так, испанцы, теряя свою гегемонию, вольно или невольно оказались удивительно прозорливыми. Дальнейшая история докажет их справедливость. Вместе с тем такая пропаганда была и показателем растущей военно-политической мощи Французского королевства.
Не был, конечно, доволен итогами мирного конгресса и Рим. Папа Иннокентий X резко порицал подписанные мирные договоры, устанавливавшие правовое регулирование взаимодействия различных конфессий в Германии и равенство двух религий – католицизма и протестантизма. Противники Мазарини в курии даже обвиняли его в союзе с еретиками, что, впрочем, было не ново. Им подпевали противники Джулио во Франции, так, например, характеризуя Оснабрюкский мирный договор: «Тот, кто прочтет в будущем трактат, заключенный при поддержке Франции в пользу шведов и германских протестантов и в ущерб церкви, не сможет убедить себя, что этот договор проникнут другим духом и советами, чем те, которые могли быть даны каким-нибудь турком и сарацином, скрывающимся под мантией кардинала». Но Джулио почти не обращал внимания на эти уколы – теперь его беспокоили иные проблемы.
Можно предположить, что Мазарини еще на некоторое время затянул бы работу конгресса, изрядно поторговавшись и добившись еще уступок. Но и без них задачи французской дипломатии были в основном выполнены. Франция фактически получила территорию Эльзаса, а также стратегическую крепость Брейзах – ворота в Германию, что делало возможным военные походы французских войск на территорию Империи. Установив контроль над Эльзасом, Париж аннексировал его – в 1681 году, а уже при Людовике XIV Страсбург будет присоединен к Франции. Королевство также укрепило свои политические позиции в Империи, имея своего постоянного представителя с совещательным голосом в Регенсбурге на имперском рейхстаге. И наконец, благодаря заключению Мюнстерского мира Франция могла целиком сосредоточиться на войне с Испанией.
Приблизили всеобщий мир и отвлекли внимание первого министра Франции два события европейского значения. Оба они стали проявлениями европейского кризиса во Франции и Англии. И самыми мощными проявлениями. Конечно, одно из этих событий только сильно беспокоило Джулио Мазарини, а другое ему предстояло пережить, но они были между собой взаимосвязаны.
Кризис во Франции назывался Фрондой, а политические потрясения в Англии – революцией. В результате его в Европе обновленными появились две сильные державы, которым в дальнейшем предстояло соперничать между собой целое столетие. Только они были разными – одно в форме сильной и централизованной административной монархии, а другое – формирующееся правовое государство с бурно развивавшейся экономикой. Поначалу мы остановимся на одном из беспокоивших Мазарини событий – на Английской революции середины XVII века.
«Туманные дела» на туманном Альбионе