Мазарини

Самое большое централизованное государство Европы XVII века – Францию – проблема территориального единства и границ волновала с давних пор. Французское королевство имело обширную сухопутную границу с соседними, нередко весьма враждебными государствами, например Испанией и Империей. Не лучше было и на море. Здесь издавна тянулись ожесточенные споры королей французской династии Валуа и английских Плантагенетов, вылившиеся в Столетнюю войну (1337—1453) и последовавшие за ней рецидивы интервенции англичан на французскую территорию. В XVII столетии эти страсти, казалось, основательно поутихли. Но каждое государство – и Франция, и Англия – продолжали с опаской смотреть друг на друга.

Значительную роль в формировании французской территории играл испанский фактор. Испания фактически противостояла Франции по всей сухопутной границе. Даже на выбор французской столицы повлияло наличие такого агрессивного соседа. Политический центр королевства сформировался не в центре его территории, а далеко на севере. Подальше от Мадрида.

Конечно, в этом случае главным считается то, что в IX и X столетиях графы Парижские наиболее успешно отражали норманнское вторжение и их политический статус превосходил статус остальных властелинов земель на территории древней Галлии. Появление королевства и административная необходимость и привели к выбору столицы – Парижа, главного города Капетингов. История распорядилась так, что Париж не являлся естественным географическим центром королевства, а больше военной крепостью и базой организации защиты критических границ.

Испанской угрозы с южных границ – по Пиренеям – хватало с избытком. Но присутствие испанцев на северовосточных рубежах – в Испанских Нидерландах – вело уже прямо к «испанскому окружению». Более того, раздробленная на мелкие княжества и республики Италия была лакомым кусочком как для Франции, которая издавна блюла там свои интересы, так и для испанских и австрийских Габсбургов. На протяжении конца XV – первой половины XVI века итальянский конфликт был одним из самых жгучих в Европе. Относительное равновесие сил в этом регионе контролировалось и римскими папами, и мелкими итальянскими государствами, желавшими ради своей безопасности найти себе сильного покровителя. Испанские позиции в Италии не были прочными до тех пор, пока она не укрепилась в северном бастионе Апеннинского полуострова – в Милане. Это столкнуло интересы Франции и Испании даже больше, чем вооруженные споры на нидерландской границе.

Вполне естественно, что испанская проблема выросла в гасбургскую в связи с универсалистскими претензиями императоров династии Габсбургов на европейское господство. Эта проблема отнюдь не исчезла после раздела империи Габсбургов во второй половине XVI века на две части – испанскую и австрийскую и обострилась во время Тридцатилетней войны. Вот почему Франция в лице ее наиболее способных королей и министров всегда искала себе потенциальных союзников, отметая в сторону идеологические и религиозные мотивы. Вот почему Французское королевство поддерживало восставшие Нидерланды во второй половине XVI века равно как и немецких протестантов.

Одновременно и католические князья Германии искали возможности освободиться от габсбургского диктата. Ярчайший пример такой политики – линия поведения Максимилиана I Баварского во время Тридцатилетней войны. Они находили союзника прежде всего в лице Франции, выступавшей за сохранение принципов Аугсбургского религиозного мира 1555 года. Поэтому Франция имела широкое поле для дипломатической игры, проводимой способными государственными деятелями, имеющими воображение для того, чтобы играть в нее достаточно эффективно. Франция нашла их в двух кардиналах – Ришелье и Мазарини.

Наиболее характерной и вместе с тем своеобразной чертой французской внешней политики было то, что почти повсюду, кроме Италии, она вынуждена была поддерживать протестантские державы. Это была не очень приятная позиция для короля, который был призван быть старшим сыном Римской церкви и носил титул «наихристианнейшего» монарха. Несмотря на это, большинство французских королей со времен Франциска I Валуа, всеми силами препятствуя распространению протестантизма у себя в королевстве, в целом поощряли протестантских государей и протестантские партии на землях соседей.

Подобная политика была исключительной прерогативой французов: мадридский двор в XVII веке, особенно в лице графа Оливареса, считал неудобным помогать французским гугенотам во время осады Ла-Рошели. Политика Парижа была неприемлемой для тех, кто не мог развести государственные интересы с конфессиональными. Но в самой Франции она привела к расколу французского католицизма, который одно время был очень серьезным.