Мазарини, прекрасно информированный и не доверявший набожности (иногда чрезмерной) королевы, воспользовался ситуацией (прелаты Казна и Руана прислали разоблачительные доносы), чтобы в декабре 1660 года добиться от парламента полного запрета подобной деятельности… не упоминая при этом Общество Святых Даров. Благодаря этому Общество, покровительствуемое Ламуаньоном, упорно, в течение многих лет, продолжало действовать. Только заключение всеобщего мира лишило Общество возможности и предлога действовать происпански, тем более что начало правления молодого короля было отмечено языческими развлечениями. В подобной атмосфере набожность могла показаться старомодной. Все это не помешало Ги Патену, врачу, человеку умному и желчному, написать в конце 1660 года, после появления каэнских пасквилей: «Париж полон фальшивыми пророками. […] У нас есть фарисеи, мошенники и даже религиозные жулики. […] Никто больше не живет религией и монашеством, в обществе так мало милосердия. Все эти люди пользуются именем Господа, чтобы делать свои дела и обманывать всех. Религия — огромное покрывало для мошенников».
Несколько позже тот же Ги Патен напишет, что Общество Святых Даров «собирается ввести Инквизицию»(!), а пока «сует нос в дела правительства и двора». Как не вспомнить Тартюфа — именно в 1665 году Людовик XIV окончательно упразднил Общество (некоторое время оно просуществует тайно). Утрированное и слишком злое свидетельство Ги Патена тем не менее передает усталость парижского общества от чрезмерной набожности и тайных происков «партии благочестивых». Возможно, это была всего лишь видимость, ожидание момента, когда каждый сможет наброситься на протестантов?
Протестанты прекрасно понимали, что их религиозное выживание зависит от короля; собственные интересы, чувства и мораль побуждали их к верности. В силу этого они никогда не доставляли хлопот Мазарини, как и Людовику XIV в начале его правления. Процитируем никогда раньше не цитировавшиеся слова короля из его «Мемуаров за 1661 год»: «…возможно, протестанты во многом были правы…», в том числе в том, что говорили о дурных нравах, невежестве, роскоши и разврате «лиц духовного звания прошлого века». Мудрый Мазарини никого и ничего не разоблачал, утверждая, что «маленькое стадо» хранит верность, и ничего в принципе не писал о гугенотах.
В 1643 году Мазарини мудро возобновил Нантский эдикт Генриха IV, просто подтвердив его королевским указом. Девять лет спустя, в мае 1652 года, то есть в разгар Фронды, он подтвердил свою приязнь к гугенотам: «Наши подданные-протестанты дали нам доказательства своей верности, в том числе и в нынешней ситуации, чем мы очень довольны». Спустя еще семь лет, во время синода протестантских Церквей в Лудене (он был последним), кардинал писал: «Заверяю вас в своем уважении, вы добрые и верные слуги короля». В первое время Людовик говорил тем же языком, но постепенно перешел к подавлению гугенотов, побуждаемый своим благочестием, иезуитами, католической Церковью и придворными юристами. Протестантам следовало готовиться к неприятностям: Ассамблеи духовенства Франции не упускали случая напомнить, что Нантский эдикт был временной мерой, и клеймили «злосчастную свободу совести, разрушающую свободу детей Господа». Триста лет спустя подобное утверждение кажется странным.
Уже в 1651 году та же ассамблея указала путь, по которому следовало идти, чтобы «зло не одерживало победы…»: «если ваша власть не может задушить его сразу, делайте это постепенно, уменьшая его силы».
Начиная именно с 1656 года во многих городах, чьи жители исповедовали обе религии — в Руане, Пуатье, Бордо, — начались столкновения, инциденты, о которых депутаты синода протестантской Церкви сообщили на аудиенции королю. Год спустя они снова обратились к королю с длинным докладом.
Пока одни плели интриги, а другие жаловались, Мазарини употреблял все свои силы на то, чтобы завершить войну и провести переговоры о мире. Это были две главные его цели — почти непосильные для любого другого человека, но не для Джулио, хотя болезнь уже подтачивала его силы. Итак, протестанты…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
Эту почти святотатственную войну против короля Испании, за которую его очень сильно упрекали фрондеры и «благочестивые», пришлось закончить Мазарини, закончить с победой, чего бы она ни стоила. А она стоила дорого.
Три фазы следовали друг за другом, развиваясь от незначительной стадии к стадии своего великолепия, которое было достигнуто в тот момент, когда кардинал серьезно заболевал и когда его удалой крестник и ученик готов был принять наследство, о котором еще десять лет назад никто не мог бы и помыслить.