Мазепа

– Дьявол меня попутал, – шептал монах, ломая руки, – и вот он является мне олицетворенный в том же образе, в котором соблазнил меня! Чувствую, что я заслужил это наказание! Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa! – проворчал монах, ударяя себя в грудь. – Слушай, ты демон или женщина! Скажи мне, за что Рифка изменила мне? За что предала меня? Нечистое племя Иуды, порождение демонское! Так, поистине только женоотречение может доставить счастие и спокойствие на земле! Будьте вы прокляты, женщины, изменническое отродие Евино, игралище змеиное!

Монах бесновался, а Мария улыбалась.

– Успокойся, преподобный отче, – сказала она. – Рифка не изменила и не изменит вам. Я нечаянно открыла эту тайну, которая сохранится навеки, потому что я одна знаю ее, и поклянусь вам, что никому не открою и не употреблю в другой раз в свою пользу.

– Делать нечего, пусть исполнится твое желание! – сказал монах и, сошед с крыльца, дал знак рукою Огневику, чтоб он следовал за ним. – Останься здесь, – примолвил он, обращаясь к Марии, и пошел с Огневиком к церкви.

На паперти церкви, где стояла стража, монах велел Огневику сложить оружие, сказав, что это необходимое условие, и клянясь, что он не подвергнется никакой опасности. Огневик не противился и вошел в церковь безоружный.

Одна только лампада теплилась перед главным алтарем и бросала слабый свет на высокие своды и готические столпы. Монах провел Огневика между рядами лавок, за перила, отделяющие священнодействующих от молельщиков в католических храмах, взял фонарь, стоявший у подножия жертвенника, зажег в нем свечу и велел Огневику поднять дверь в помосте, ведущую в подземный склеп, где хоронят знатных и богатых католиков за большую плату.

– Возьми этот фонарь и спустись по лестнице. Направо, в углу, ты найдешь того, кого желаешь видеть.

Вошед в подземелье, Огневик очутился посреди гробов, поставленных рядами, между которыми едва можно было пройти боком.

– Батько, где ты? – сказал Огневик громко.

– Здесь! – раздалось в углу. Огневик пошел на голос. В крепком, новом дубовом гробе лежал несчастный Палей на спине, окованный крепко по рукам и по ногам. Крыша на гробе была отодвинута настолько, чтоб узник мог дышать свободно. Огневик, взглянув на Палея, не мог удержаться и в первый раз в жизни зарыдал. Поставив фонарь, он бросил крышу с гроба и прижался лицом к лицу своего благодетеля, орошая его своими горючими слезами.

– Ты плачешь! – сказал Палей. – Итак, ты не изменил мне!

– Неужели ты мог подумать это, мой благодетель, мой отец? – возразил Огневик, рыдая.

– Думал и верил, потому что ты меня довел до этого своими советами…

– Я был обманут, опутан, ослеплен любовию… – сказал Огневик, утирая слезы.

– Постой! – сказал Палей. – Если ты не причастен Мазепиным козням, то каким же образом ты попал сюда?

Огневик рассказал ему подробно все случившееся с ним от самого выезда из Бердичева.

– Что ж ты думаешь делать? – спросил Палей.

– Пойду к царю, брошусь ему в ноги, открою измену Мазепы и буду просить твоего освобождения.

– Мазепа не допустит, чтоб царь судил меня, – сказал Палей. – Он хочет потешиться над моим телом и замучить меня до смерти. Если ты мне верен и благодарен за мое добро, исполни сейчас волю мою и убей меня! Вот все, чего я требую от тебя, за мою любовь и попечения о тебе! Не дай злодеям ругаться над твоим батькою!

– Зачем ты хочешь лишать себя жизни? – возразил Огневик. – Мария знает все замыслы Мазепы и клянется, что он не смеет и даже не хочет покуситься на жизнь твою, а лишь только передадут тебя русским властям, то спасение твое верно. Царь любит правду, а я всем пожертвую, чтоб довести правду до ушей царских.

– Ничему не верю и ничего не надеюсь! Если ты верен мне и меня любишь – убей меня! – сказал Палей. – Неужели тебе не жалко смотреть на меня, лежащего заживо во гробе, во власти сатаны, и стоят ли несколько лет жизни, чтоб для них терпеть эти мучения!

– Если б я даже хотел исполнить твою волю, то у меня нет оружия, – сказал Огневик.

– А разве у тебя нет рук? – возразил Палей. – Задуши меня, и всему конец! – При сих словах Палей силился протянуть шею.

– Нет, я не в силах выполнить это! – сказал Огневик отчаянным голосом. – Еще б я мог, отворотясь, пустить пулю, но наложить на тебя руки – никогда! Не могу!..

– Баба! – примолвил Палей. – Я задушил бы родного отца, весь род мой и племя, если б только этим можно было избавить их от позора и мучений. Задуши меня, или я прокляну тебя!

– Делай что хочешь, но я не подниму на тебя рук, и потому даже, что надеюсь видеть тебя скоро свободным, в славе и силе, а общего нашего врага в уничижении и на плахе. Скрепи сердце, батько, вытерпи беду и живи для мести. Завтра повезут тебя в Киев, завтра я буду на пути к царю!

– Не хочешь убить меня, так убей тотчас Мазепу! – сказал Палей.

– Это тебе повредит. Тогда не будет надежды на твое освобождение. Злодей умрет мучеником, а всю вину свалят на тебя!

– Какая нужда! Убей сперва меня, потом Мазепу, и делу конец! – сказал Палей.