Мажор

Нарастающая «вуаль» порадовала еще тремя всплесками «сияния», за время которых я стал на корабле своим в доску, сняв первоначальную настороженность к новичку, но сам не спешил с кем-то близко сходиться — не давала горечь недавних потерь. Да и не с кем, если разобраться. Общение с Санни, Незабудкой, Христ и еще несколькими валькириями меня разбаловало — они, может, университетов и не кончали, но сами по себе были умными людьми с широким кругозором. А у палубной команды и машинистов все интересы сводились к трем китам: выпивке, жратве и бабам. Еще поругать начальство — это святое! И если в последнем я еще мог к ним присоединиться — Сэм со своими поучениями достал уже через день, — то первые три пункта отпадали. Выпивка — из-за легенды, я и так положенных молитв и постов не соблюдал, не хватало еще на таком простом вопросе спалиться! Жратва — ну не мог я всерьез и долго обсуждать достоинства макарон по-флотски или каши с тушенкой! Один-два раза еще куда ни шло, но не каждый же вечер! Женщины… не сыпьте соль на раны. А публика повыше рангом в свою очередь не спешила снисходить до общения со мной: «Эй, Джек!», «Джек, сгоняй!», «Джек, принеси!» — вот и все разговоры.

Но, несмотря ни на что, путешествие мне нравилось. Круизный лайнер неспешно тащился от порта к порту. Сэм, несмотря на занудливость и ограниченность, был человеком беззлобным и на берег меня отпускал. Так что уже через декаду начал всерьез обдумывать: а не задержаться ли мне здесь? Теплые моря, экзотические страны…

И лишь приняв решение, полной мерой схлопотал откат — меня залихорадило, внезапно начало сбоить сердце, сон из просто не всегда спокойного, превратился в сущее мучение — кошмары следовали один за другим, снова и снова снился последний бой отца. Окружающие решили, что я подцепил какую-то тропическую болячку, потащили в лазарет, но я-то знал, что корабельный док ничего не найдет! Внятно не объяснить — просто знал и всё!

Разобраться удалось быстро, слово — в голове дающего, а мое подсознание раз за разом показывало мне момент, когда я его дал: «Вернусь и отомщу! Дайте мне только время!» Про себя я тогда подразумевал, что вернусь, как только это станет безопасным. Пока я сидел в Слободке и считал, что только с совершеннолетием смогу ее покинуть, — оно не беспокоило. Теперь же у меня были документы, и на корабле меня держал только подписанный контракт до Австралии. Это обязательство тоже являлось уважительной причиной — просто потому, что так меня приучили. Зато подписать новый наем — это уже воспринималось как уклонение, и договориться самому с собой не получалось. Пришлось начать обдумывать свои действия по возвращении на родину.

Петербург встретил дождем со снегом пополам. Позади больше половины земного шара, неохваченными остались только обе Америки. Не раз за путь вознес хвалу Аллаху — пусть чужой бог сбережет умельца из Джидды, состряпанный им паспорт не вызвал ни единого нарекания ни на одной границе. Будь безымянный суетливый старичок хоть сколько-нибудь магом, ему бы перепал с моих дум нехилый профит — на первых проверках я сильно волновался, а так, надеюсь, просто где-нибудь зачтется.

Воздух родины пьянил. То, что все вокруг говорят по-русски, поначалу вводило в ступор: отвык, даже у самого легкий акцент в речи появился. Впрочем, полдня хватило, чтобы пропал. Паспорт? Если чему и научил меня прожитый год, так это наглой уверенности: червонец сверху, и портье вписывает в журнал учета постояльцев левые данные. Широко улыбнулся и поощрил ретивого работника гостиничного дела еще одной десяткой.

— Мы рады, что вы выбрали наш отель, господин Минихузеев!

— Минихузеев?..

— Ильяс Равильевич, — понятливо прогнулся портье в поклоне.

Пришлось добавить еще десятку, не обеднею.

Пока не стукнуло восемнадцать, обнародовать свои ФИО я не собирался: я был богат, но все же не настолько, чтобы за судьбой отцовского состояния пристально следили миллионы глаз. А насчет собственных морально-волевых качеств обольщаться не приходилось: при планомерной обработке подпишу отказ от наследства как миленький, жизнь показала, что обереги не панацея. Да и снять их при некоторых усилиях можно, разбитые суставы для пытливого ума не преграда, уж в крайнем случае — вместе с пальцами. Вот использовать кому-то другому — для этого надо моим близким кровным родственником быть, а лишить защиты — запросто. И то, что моя смерть в планы «опекуна» не входила — в этом случае деньги отошли бы на благотворительность — слабо утешало. Так что до четвертого марта вход в контору «Путятин и сыновья», занимавшейся отцовским наследством, был мне заказан. Ничего, я и у «Валькирий» заколотил немалые для обывателя деньги, на мои нужды хватит!