Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ)

— Есть… — Дедушка посмотрел на него с интересом. — Да я ж рассказывал. Отчего ты вспомнил?

— Расскажи снова. Захотелось освежить в памяти. Он был… крепостным?

— Ты наконец-то заинтересовался семейной историей? — оживился дедушка. — Да, крепостным. Служил управляющим у князей Белозерских.

В глазах потемнело, но Егор не подал виду, что что-то не так.

— А потом? Что с ним стало после отмены крепостного права?

— Да он умер вскоре, — продолжил рассказ дедушка. — Внук его основал свое дело, занимался пароходством на Волге. Тогда это было прибыльным бизнесом. После один из сыновей доходный дом построил на деньги, заработанные на перевозке товаров, в Москве. Этот самый дом, где мы живем.

— Это я помню…

— А монету помнишь? Я тебе показывал.

— Монету?

Дедушка встал и вынул из сейфа шкатулку. В ней на бархатной подушечке лежала монета — точная копия той, что Егор нашел у пещер на Дурман-горе. Или… не копия, а та самая?

Во рту пересохло. Значит, он и это запомнил. Все, что с ним происходило — проделки его подсознания.

— Уж не знаю почему, но монетка эта всегда хранилась, как семейная реликвия Старшовых, — пояснил дедушка. — И передавалась по наследству. После меня она тебе достанется. Береги ее, передай своему сыну. Обещаешь?

— Обещаю, — кивнул Егор. — А не будет сына, так внуку передам. Дед… А Белозерские? О них ты что-нибудь знаешь?

— Немногое. Род угас, сыновей у последнего князя не было, а дочка вышла замуж, фамилию не сохранила. Правда, вроде бы после революции кто-то из ее внуков взял фамилию прадеда.

— Янка — Белозерская… — пробормотал Егор.

— Знаю, — согласился дедушка. — Однако это фамилия ее отца, а не матери. А он их давно бросил. Честно говоря, я пытался выяснить, не родственники ли они с князьями, но ничего не вышло. Революция, войны… Да и архивы не все доступны, знаешь ли.

— Скажи, а если я женюсь… на Янке? — решился спросить Егор. — Вы с бабушкой расстроитесь?

— Мы с бабушкой будем счастливы, — серьезно ответил дедушка. — Когда вы успели поссориться? Ведь так дружили!

— Это я виноват, — поморщился Егор.

— И что, сильно виноват?

— Сильно, — кивнул он.

— Думаешь, не простит?

— Не знаю. Но я попытаюсь.

Янка обещала Егору разговор, но он не спешил. Все думал, где лучше устроить встречу, как извиниться, чтобы она поверила его словам. Но ничего оригинального в голову не пришло. Подарить ей цветы? Банально. Пригласить в ресторан? Пошло. Закончилось все тем, что Егор вышел во двор, когда Янка, в очередной раз заменяя мать, скребла метлой и без того чистый асфальт.

— Ян… — позвал Егор, подходя к ней. — Ульяна…

Она обернулась, поправив на голове платок.

— А, Старшов… Привет, — сказала она. — Хотел чего?

— Ты обещала, что выслушаешь.

— Сейчас, что ли? — удивилась она. — Я занята, ты же видишь.

— Сейчас.

К чему слова и долгие речи? У Егора нет оправданий, а говорить о том, что привиделось в коме — глупо. Значит, единственное, что он может сделать — сказать правду. Искренне.

И будь, что будет.

Егор опустился на колени прямо посреди двора.

— Ты чего? — обалдела Янка. — Совсем… того? Ты чего творишь?!

— Ты обещала выслушать, — напомнил Егор. — Я прошу прощения за все зло, что тебе причинил. За все обидные слова, за все вредные поступки. И особенно за тот случай… на даче. Ульяна, пожалуйста, прости. Я понимаю, что уже ничего не изменить. Но… Я люблю тебя.

— Что? — переспросила Янка. — Ты сказал…

— Я люблю тебя, — повторил Егор. — Всегда любил. Просто я сволочь…

— Вставай уже, ненормальный! — перебила его Янка. — Да встанешь ты или нет? Лопаты мало? Сейчас метлой огрею!

Она вроде бы злилась, но плакала. И плакала так горько, что у Егора будто все внутренности скрутило в тугой узел. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Что ж, он хотя бы попытался…

Егор медленно встал, не обращая внимания на испачканные мокрые брюки.

— Янка, не плачь, — попросил он. — У меня сердце разрывается, когда ты плачешь. Хочешь, я уеду? Тебе так будет лучше? Скажи, я все для тебя…

Янка подлетела к нему, толкнула кулаком в плечо.

— Старшов, если это опять розыгрыш, я тебя убью! Честное слово! Пусть сяду, но убью!

Розыгрыш? Егор огляделся. Вокруг них уже собрались местные зеваки, в основном бабушки с собачками на поводках. Местные сплетницы.

— Нет же, не розыгрыш. Ян, я люблю тебя. Разве это смешно?

— Мне не было смешно, когда ты опозорил меня перед своими друзьями!

— Ладно, я понял. Это невозможно простить. — Егор сжал кулаки, пряча руки за спину. — Но от своих слов я не отказываюсь. Я всегда любил только тебя.

— Тогда почему?! — Янка топнула. — За что?

Самое время рассказать о матери, о том, каким глупым и доверчивым он был. О том, как хотел исправить ошибку, но боялся отказа. О том, как сподличал, пытаясь забыть. Но Егор отрицательно мотнул головой, самому себе. Прощение не стоит оправданий.

— Что бы я ни сказал, это не оправдает моего поступка, — произнес он тихо. — Ничто не оправдает, Ян… Просто знай, что я сильно раскаиваюсь в том, что сделал.