Мажор (СИ)

  У могильной плиты, на потертой скамье,
  Грустный парень сидит и вздыхает.
  Он почти что седой, хоть и сам молодой
  Слезы скорби с лица вытирает.
  Что ты плачешь пацан молодой,
  Или кто-то близкий, родной под могильной землей?
  Мать любимая или отец,
  Дорогая сестра или брат сорванец?
  Да! Ответил боец молодой,
  Близкий, родной человек под холодной землей.
  Я его никогда не любил,
  Он и в детстве всегда меня бил,
  Но пришлося нам вместе служить,
  На не нужной войне рядом быть.
  Он и здесь меня задирал,
  А потом между мною и смертью он встал.
  В этот проклятый день, в бой мы рядом пошли,
  Автоматы в руках, тяжкий груз на душе.
  Грохот взрывов и посвисты пуль,
  Это наша судьба и с нее не свернуть.
  Грохот взрывов и посвисты пуль,
  Это наша судьба и с нее не свернуть.
  Сквозь прицел меня враг отыскал,
  И свинцовую смерть в грудь мне послал.
  Он увидел ее и собой заслонил,
  Жертву крови за жизнь заплатил.
  Он увидел ее и собой заслонил,
  Жертву крови за жизнь заплатил.
  У меня на руках умирал,
  Лишь одно я ему повторял:
  Я тебя никогда не любил.
  Помнишь в детстве всегда меня бил?
  Но пришлося нам вместе служить,
  На не нужной войне рядом быть.
  Ты и здесь меня задирал,
  А теперь между мною и смертью ты встал.
  Ты и здесь меня задирал,
  А теперь между мною и смертью ты встал.

  Голос становится тише и с последним аккордом замолкает. Проведя последний раз по струнам, Саня упирается лбом в гитару и молчит. А может тихонько плачет? Не знаю... Я вытер набежавшие слезы и посмотрел по сторонам... Кому соринка в глаз попала, кто что-то рассматривает на земле, низко опустив голову...

  ***

  В огромном, шикарно обставленном кабинете, развалясь в удобнейшем кресле, сидел импозантный мужчина с бокалом дорогого коньяка в руке. Внешне довольно сложно определить его возраст, но навскидку не более сорока. Просто привычка следить за собой, позволяет поддерживать прекрасную физическую форму. Отхлебнув маленький глоточек, он обратился к своему другу и по совместительству начальнику СБ. Петр Олегович Битаров сидел в кресле напротив и с задумчивым видом дегустировал коньяк.

  - Письмо пришло от нашего обормота, - слегка улыбаясь, произнес Анатолий Анатольевич Милославский.

  - Да ты что? Когда? Толя, ты чего молчал? И вообще, почему я не в курсе? - встрепенулся тот.

  - А оно два дня назад пришло, ты тогда еще в Питере по девкам бегал, - смеется хозяин кабинета.

  - Да ну тебя! Ты же знаешь, что я вопросы решал. Что пишет хоть?

  - Ты понимаешь, Петя, ничего нового. Скучно ему, видишь ли, - улыбается Милославский.

  - А тебе не скучно? - ехидно вопрошает человек, по сути, являющийся вторым отцом парня о котором идет речь. Не имея своих детей, мужчина перекинул всю нерастраченную любовь и нежность на сына своего единственного друга, а в прошлом и командира. Судьбы этих трех людей были настолько плотно переплетены, что они стали одной семьей.

  - Скучно, - кивает Анатолий Анатольевич. - Но знаешь, стало спокойней... Там-то намного меньше шансов, что его убьют... Ведь постоянно от охраны сбегал, гаденыш.

  - Да уж... Это как мне пришлось постараться, чтоб его подставить, - Петр Олегович качает головой, - но ребята сделали все убедительно.

  - Это да. Ты им премию выписал, надеюсь?

  - Конечно. Ведь если бы не артистизм моих агентов, хрен бы мы Егорку в армию спихнули. Свалил бы куда-нибудь. Пока бы нашли... а он бы опять. Да хоть с поезда спрыгнул, ты ведь его знаешь, упертый как ты!

  - Да-а-а... Аж стыдно немного, такие глаза у него были... Как у побитой собаки, - отец тяжело вздохнул. - Ерепенился, но вину чувствовал... Вот и поехал. Ну да ничего, потом повинюсь, главное, что его никто не достанет. А точно не найдут? - неожиданно заволновался он.