Мажор в деревне

Я не стала спрашивать по телефону о Дагарове. Плохие новости лучше сообщать в лицо. Почему-то меньше всего волновал комбайн. Наверное, потому что у нас это не первый случай в станице. В сухую жаркую погоду горят не только старые модели, но и совсем новая техника. Именно поэтому уборочные работы часто переносят на ночное время. Легкое замыкание, возгорание проводки, технику не удается спасти, вспыхивает, как коробок спичек. Лишь бы урожай не пострадал…

Я поднималась на четвертый этаж пешком. В больнице лифты всегда заняты. А вот и ожоговое отделение. Голос у Вадима был бодрым, но я не сомневалась – рисуется.

Постучалась, несмотря на то что дверь была приоткрыта.  Палата одноместная. Вот совсем не удивлена. Не представляю Робнера в общей палате. Он бы всех стонущих покрыл матом и приказал молча терпеть боль, потому что свою показывать не любил. Вадим спал сидя, привалившись в спинке кровати. В одних боксерах и бинтах.

Подошла ближе. Его торс намазан толстым слоем мази. Волдырей на груди практически нет, а вот правый бок пострадал. Руки забинтованы, скорее  всего, получил серьезные ожоги. Лицо красное, обгоревшее, блестит от мази. В носу защипало, глаза покрылись пеленой слез. У него синяки еще не успели сойти, а тут новая травма. Станица опасна для Робнера…  а он – для моего сердца. Расплакаться мне Вадим не позволил, резко открыл глаза, а я смутилась и забыла, что хотела плакать.

— Я умер и предстал перед ангелом? — расплылся в улыбке этот невыносимый мужчина. Будто его тут накачали чем-то увеселительным, и боли он совсем не чувствует.

—  Твое видение вызвано сильным галлюциногеном. Воробья от ангела отличить не можешь? — хмыкнула я, пододвигая себе стул.

— Воробушек, — поправил Робнер. — Потому что ты очень смешно злишься, вот даже сейчас.

Наш спор прервало появление молоденькой  медсестры.  Она собралась ставить капельницу Вадиму, но при этом взглядом облизывала его тело. Поймала себя на том, что недобро за ней слежу.

— Не ощущаете дискомфорта? Руке удобно? Вы лежите, я буду заглядывать, — улыбается, будто  видит перед собой суперзвезду.

«Демонстрирует тут медсестрам свое красивое загорелое тело!»

— Ты злишься? — серьезно интересуется Вадим, а я вижу, что глаза смеются.

— Ты расскажешь, что произошло? Как ты получил ожоги? Почему Дагаров обратился в полицию? Он утверждает, что ты его избил, — поспешила перевести тему. Мне совсем не нравилось, что я выдаю себя с головой.

— Расскажу, если останешься сегодня со мной…

********    ********

Вадим

Дядя Слава правильно на меня орал. Глупо было лезть в горящий комбайн. Как только стало ясно, что потушить своими силами мы его не сможем,  я успел отогнать его в сторону от колосящегося поля. Выпрыгивал  из горящей машины, тогда и получил ожоги. Бригадир за голову хватался. Владимир, да и другие мужики переживали. Им скорая не меньше, чем мне, нужна была. Ругали, но в глазах видел уважение.

Меня еще в больницу не привезли, а уже платную палату подготовили. Дядя Слава чувствовал свою вину, переживал. Мои заверения, что я все контролировал, слушать не хотел.

— Без году неделя комбайнер, все он контролировал! — зло мотая головой.

Я только просил деду не звонить, но разве он послушался? Виноватым себя чувствует, забывая о том, что я не пацан, а взрослый мужик.  Влад и Лина тут же позвонили, их забота была приятна. Просил их не прилетать, потому что поводов для паники не было. Я собираюсь долго жить и мусолить им всем глаза. Они заверили, что будут рады. Закончив разговор с родными, я задремал. Каким же приятным было пробуждение…

Да… ее жених времени даром не терял. Пока мы пожар тушили, он запрыгнул в свою машину и исчез со скоростью света с поля боя, как оказалось, несся в полицию, чтобы успеть написать на меня заявление. Его поступок вызвал лишь одно желание – добавить ему синяков, чтобы не зря в медэкспертизу обращался.  

Воробушек волновалась, я от этого ловил кайф. Ее присутствие лучше любой анестезии. Тут медсестра вовремя подрулила, вновь стала строить глазки, но меня интересовали другие глазки… те, в которых разгоралось пламя. Ревнует…

Я готов каждый день прыгать в горящий комбайн только ради того, чтобы наблюдать за сменой эмоций на ее лице. Эта девочка должна понять, что от меня не убежать. Воробушка интересовали подробности, а мне не хотелось здесь находиться без нее. Мне вообще не хотелось здесь находиться, но присутствие Лены отвлекало, помогало не думать о том, что я в больнице.

— С тобой? Здесь? — обвела она взглядом просторную палату.

— Уверен, что кресло раскладывается, но мы прекрасно уместимся и на постели, — будто не понял, что она не желает оставаться. — Медсестры, конечно, прибегут по первому требованию, но сидеть со мной не будут постоянно.

— Это ты просто не просил, — поджала недовольно губы и отошла к окну. Воробушек насупилась, нахохлилась. Все еще злится на медсестру?

— Терпеть не могу больницы, мне в них плохо… — решил надавить на жалость, но она не дала договорить.

— По тебе и не скажешь. Выглядишь довольным, засыпаешь прекрасно.