Мазохизм: Юнгианский взгляд

Две мои знакомые, бывшие монахини, исполняли послушание, в котором практиковалась «порка по пятницам» — индивидуальное самобичевание. Каждую пятницу по ночам они хлестали себя розгами по спине, усмиряя свою мятежную душу. Вместе с тем они обе сильно беспокоились — правда, больше на словах, чем на деле, — испытывая «мазохистское» чувство, так они это называли. Наряду с таким чувством и совершенно от него неотделимым было желание соединиться с Христом и понести наказание за отлучение от Него: и то, и другое порождало смутное ощущение удовольствия. Эти ощущения вместе с подсознательным и стыдливым ожиданием пятничной порки привели этих женщин к тому, что они стали считать мазохистским удовольствием наказание, которое назначали себе сами, т. е. еще одним грехом, заслуживающим наказания. Подобное тому, что происходило с ними шесть лет назад во время ритуальных публичных процессий, теперь совершалось в уединении в келье, однако предвосхищение и желание этого наказания и подспудное сексуальное желание в значительной мере искажали религиозное переживание этих двух человеческих душ.

Они страдают от психологического постулата, объясняющего, что религиозное чувство сводится к обычному сексуальному инстинкту и его отклонениям. К тому же они страдают от окультуренной идеи, что сексуальное чувство и религиозное чувство должны исключать друг друга. При этом чем больше розог, тем острее они ощущают болезненное удовольствие, требующее дополнительного наказания. Выйти из этого порочного круга помогло бы изменение отношения или/или на отношение оба/и то, и другое. Наверное, секс и тело были теми двумя основами, до которых так и не снизошло христианство. Скрытая роль, которую играют секс и тело в феномене мазохизма, будет обсуждаться в главе 2 «Унижение: погружение в основы мазохизма». А сейчас ограничимся тем, что скажем: в рамках христианства нет такого места, где тело ощущало бы себя достаточно комфортно. Вероятно, на более глубоком уровне мазохизм является одним из усилий психики сделать секс сакральным — содержать тело в состоянии духовности. Больше духовности отнюдь не означает меньше телесности.

Мы видим, что мазохизм, помещенный в психологический контекст, воплощает религиозную установку в отношении сексуальности. Вместе с тем он воплощает религиозную установку и к боли, и к страданиям. А так как мы страдаем, то мы обладаем по отношению к страданиям некоей установкой. Иногда, чтобы узнать свои установки, нам необходимо сделать передышку. В такие моменты наблюдения за собой наш слух становится «сверхчувствительным» к собственным словам и к тону, которым мы их произносим; мы отмечаем особенности жестов, позы и походки, появление слез. Иногда мы слышим совсем не спокойный внутренний голос, говорящий нам, что мы ненавидим свою боль, что сходим с ума или пребываем в полной панике от того, что придется ее ощутить и снова и снова с ней справляться. Иногда мы отмечаем, что обращаемся к своей боли, а не отворачиваемся от нее.

Мазохизм — это установка, которая делает из нас подвижников, преданных страданию. Страдание, о котором идет речь, с присущим ему резонансом религиозного чувства не столько относится к эйфории страданий, вызываемых лишь для того, чтобы почувствовать боль, и не столько к эйфории знания, что боль скоро пройдет, а за ней наступит долгожданное вознаграждение. Скорее это осознанная установка подвижничества по отношению к страданиям и содержащимся в них ценностям и смыслу. Мазохизм может способствовать тому, чтобы привести человека к страданиям, чтобы его душа могла еще глубже познать себя, — страданиям, исходящим из гнозиса и ведущим к гнозису. Самопознание причиняет боль; это знает каждый человек, покинувший сад Эдема. Будучи одной из фантазий души о страдании, мазохизм — это установка, способная привести к сочувствию, смирению и, возможно, даже исцелению, благодаря тому, что она отодвигает значение страданий («патологию») назад, к их трансперсональному источнику: архетипам или богам, формирующим душу, воздействующим на нее и движущим ею.

Мазохизм можно рассматривать как одно из проявлений того, что Юнг называл «религиозным инстинктом». Душа раскрывает свое религиозное устремление в неисчислимом множестве образов и идей, таинственных и непостижимых, часто обладающих непреодолимой силой, полных смертельного страха и трепета, страшных и зачаровывающих. Мазохистские переживания зачастую обладают разными оттенками этих качеств. Полное соблазна, пленяющее очарование нумена — в той мере мазохистское переживание, в какой оно является религиозным переживанием.