«МЕА» – двенадцатая книга стихов (2004–2006 годы)

И не цапля плачет, не чайка стонет,

И не скалы торчат из воды, – шляпы

Рыбаков, утонувших стоя.

И не камень кипит – сатанинский чайник,

Хочет паром крыло обварить чайке,

Водяные, накрывшись волн плащами,

По сигналу ветра сбиваются в шайки.

Набегают на мыс с быстротой коня,

Огибая скалу и взлетая ввысь,

Стелют белые бороды по камням,

Потому что это – последний мыс.

Сквозь бегущие тучи солнце – блюдце.

Но они и его разобьют, наконец,

Оторвётся небо – камни в пену сорвутся,

И с земли сдует белый крахмальный

Бретонский чепец.

Петербургская «Коломна»

Лиловый булыжник после дождей,

Кривые дворы, дровяные сараи.

Грязный канал. И в чёрной воде

Бельма окон немытых. Дальше – Сенная…

Из тьмы Фонарного на Канал,

Визжа, выворачивают трамваи.

На миг достоевскую ночь отогнав,

Одноглазый вагон исчезает снова.

Над каналом решетка. Набережная. Ад,

Где багровые львы узкий мостик хранят.

Обыкновенный ад, года 46-ого.

Мостовые небо держат в горсти

Через камни пробившейся жухлой травой, и

В подъезде прячутся вечные двое, –

Ну куда беззащитность свою унести?

В семь утра работяге вольно’ выходить

Из какой-то «распивочной» дохлой тенью…

Так во сколько раз больше воображенья

Надо, чтоб невыдуманное воплотить?

Город тот растворился в десятилетьях.

И осталась даже не память – словà,

Но скоро время их тоже засветит:

Булыжник бледней, зеленей трава,

И вечные двое на фоне заката

Превратились в открыточный силуэт.

…Достоевского города, который когда-то

Душил нашу молодость, – больше нет.

А не исчезни он – не было бы на свете

Даже начала этих стихов,

Потому что я выудил строчки эти

Из чёрной воды и булыжных дворов.

Париж в 1973 году…

Так от прочего мира мы прочно в России были отрезаны,

Что все, уехавшие хоть до первой войны,

Хоть в семнадцатом, хоть в сороковых,

Существовали для нас где-то в истории,

Персонажами времён совершенно иных…

А когда я встретился с некоторыми из них,

Казалось – не только Одоевцева, Бахрах или Анненков, но

И те, кто исчезли давным-давно,

Ни в каком прошлом вовсе не пребывали,

И вот теперь, на парижском бульваре,

Даже разговаривать с ними дано!

Следы Серебряного века мимо скользили…

В былом растворялись? Пожалуй – нет!

Ведь было не совсем понятно: это и вправду Париж, или

Притворяющийся Парижем Тот Свет?…

2005 г.

ХАОС

История – домище

Где выход и где вход?

Уж тут, ни принц ни нищий

Порога не найдёт…

Но в лабиринт залезши,

Изволь с волками выть…

Какой же это леший

Порвал, скотина, нить?

Нет, не без мысли задней

Запутал он пути:

Тут даже Ариадне

Дороги не найти…

Улисса Пенелопа

Ждать вовсе не должна…

От Азии Европа

Едва отделена:

Гуляют там номады

Потеют города,

А в городах – парады,

Жара и холода…

Ах, до чего ж невежливо

Разлаялись ветра:

Они от мыса Дежнева

свистят до мыса Ра!

То яростного вида

Круглятся облака,

То мрачного друида

Мохнатая рука…

И сохнут фараоны

В глубинах пирамид,

И тень Наполеона

За Цезарем торчит…

Гугниво гугеноты

Поют свои псалмы…

Ну, пусть ответит кто-то:

При чём

Тут

Мы?

* * *

…Потому что всё на свете,

А точнее сам «весь свет»

Состоит из двух вот этих

Слов коротких: «Да» и «Нет».

Бог и чёрт, мужик и баба,

(Дам – не дам – и все дела)

Середина-то хотя бы –

Где?

А вовсе не была:

Плюс и минус, море – суша,

«Лёд и пламень» – в общем, прав

Был во время оно Пушкин,

Двух знакомцев описав.

Стрелам и пчелиным жалам

Ход обратный запрещён,

Да и сам-то Бог, пожалуй,

Улица с односторон…

Ода-баллада

(о том, «как делать стихи»)

Не пишется. Не спится.

Бессонница – как страж…

На чём остановиться?

История? Пейзаж?

И где, какая птица

Рифмуется, кружится,

И стих впадает в раж?

А рифмы – как из крана

(видны, стены, штаны…)

Толпятся, как бараны:

(вруны, годны, полны…),

Ну, выверну карманы –

Слоны, бледны… Блины!!!

У кромки океана –

Бретонские блины!

На вересковой круче,

Над морем, прямо тут,

В толпе ветров колючих,

Девчонки их пекут.

А ну-ка, глянь на солнце

И заслонись блином,

Сквозь блин предстанет солнце

Канатным плясуном!

Набег ассоциаций –

Размашистым пучком…

Не дай им разбегаться

И оглядись кругом:

Вон, тучка, что так хмуро,

Так медленно прошла, –

Да, это тень Артура

У Круглого стола!

А стол стоит над сопкой

С прибрежной стороны,

На нём горячей стопкой

Возвысились блины!

Внизу же – ни травинки…

(Ах, в мире всё – песок!)

Глотни-ка, по старинке,

Поджаристый кусок!

Вдали – залива глотка

Скалиста и черна,

Закат – как сковородка

Для нового блина:

Нальют в неё тумана –

И вновь вознесены

Над пеной океана,

Белесой, как сметана,

У края океана –

Бретонские блины!

Июнь 2004 г.

* * *

«Есть три эпохи у воспоминаний...»

Анна Ахматова.

Три типа запахов бывает у растений:

Один – съедобный, над базарами висящий,

Другой – цветущий – запах женщины в постели,

А третий мрачный, из лесной, болотной чащи.

И есть три возраста, один – за жизнью гнаться,

Второй спешит сам за собой и дни и ночи,

А третий – только бы ни с чем не расставаться:

Не зря он первым обернуться вечно хочет!

Ещё – три голода: один – простой, как корка,

Другой извечный, никогда не утолимый:

Ладоням гладко, а губам и телу – горько…

А третий гонит так, что всё на свете – мимо,

Кроме стиха…