«МЕА» – двенадцатая книга стихов (2004–2006 годы)

Море! Ведь то, что не терпит наша натура неволи – не от него ли?

Даже облака при всём разнообразии, кажутся банальней ваты,

От того, что какие-то новые, не верёвочные, не живые ванты

У швертботов, вытащенных на пляж,

                                                           да и корпус – пластик,

А естественное, деревянное, давно уже странно…

Всё, что настоящее, теперь вызывает у всех сомненье,

Но всё-таки, не от этих ли мачт –

                    не выдохшийся и поныне дух дальних странствий?

Мы ведь в жизни только одно и делаем:

                                            время обмениваем на пространство!

Чаще – даже не странствия – скромнее – передвиженье.

Повидать, побывать, побыть отзвуком, контуром, тенью…

На горизонте, близкие, острова-близнецы: Пор-Кро и Пор-Кроль.

Хоть вокруг бы проплыть!

                                 Много ль надо – сам себе капитан и король!

Ведь не громоздкий «Арго», не ошибка Тесея – тот черный парус,

Не финикийские, тяжкие корабли, не феаков летучая ярость,

Не бригантины, на которых шастала по морям перекатная голь,

Не триремы Рима, не каравеллы несчастного Магеллана –

Просто швертботик, зато – сами себе короли и капитаны!

Вечер. Дымки шашлыков,… Прибрежные склоны рыжи.

К чёрту длинные вёрсты Вергилия, Овидий мне ближе:

Вечные метаморфозы веселы, а долгие скитанья – да ну их к мате…

Бесконечное приближение волн есть уже осознанье воли,

Извечное беспокойство толпящихся строчек – не от него ли?

Не от него ли стихи, что полощутся, как под ветром платья,

Эти почти гекзаметры, которым рифма, вроде, некстати?

Нет! Эта парная рифма прибоем, если надо, и берег размоет!

Да и кто же достоин гекзаметров более, чем Средиземное море?

Вот, говорят, чуть не двести лет, как по-русски гекзаметры сникли!

А мне всё не верится: даже эти строки мои – не из них ли?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И после того, как спросонья сосновой веткой получишь по роже, –

Сумасшедшая спешка – за неполный день от Тулона и до Парижа.

14 февраля 2006 года.

* * *

Памяти Станислава Лема.

Борису Стругацкому.

Один из нас. Разве чуть постарше.

(Что врать-то? Ведь ты – не только о нём.)

Но как Йону Тихому ты расскажешь?

И надо ли рассказывать, да и о чём?

Заткнёт он, что ли, тряпками чёрные дыры?

На факелы Сириус разберёт?

Луну раскрошит? Ведь не хватит в мире

Камней на порядочный памятник… Так вот:

Хоть монументы, хоть жалкие камеи –

На кой они сдались, те сепульки, ему?

Хоть выруби экраны – не станет темнее

Настолько, чтоб – похоже на эту тьму.

Какая рифма теперь, кроме «немо»

И верно сливается с именем его?

Или разыскать в лабиринте неба

Какую-нибудь новую? Для чего?

«Куда нам плыть?» Вот – пустая палуба.

Что ж, люк задрай, иллюминаторы закрой.

Сколько ты книг туда не затолкал бы,

Полка всё равно останется с дырой.

Так вот и молодость наша провалилась

В чёрную дыру мимо всех планет…

А теперь, поверь уж, сделай милость,

Что на звездах жизни и вправду нет,

Что изменилась звёздная карта,

Что не сочинитель романов, не имярек –

А в две тысячи шестом, 27-ого марта

Умер «Не календарный,

                    Настоящий двадцатый век».

* * *

Утром пахло влажной землёй,

хоть и не было ночью дождя.

/Лена./

В лапах мохнатых и страшных

Александр Блок.

Колдун укачал весну...

Когда без дождя влажной земли запах,

С рассветом вламывается в раскрытые окна дома,

Когда весне не сидится у колдуна в лапах,

«В лапах мохнатых и страшных» – всё по другому:

Голые ветки – зачем же тьму протыкать им?

Чтоб оказаться в другой такой же тьме?

Тьма на тьме – ведь страшней, чем закат на закате,

Ночь-то в ночи не позволит, чтоб «два в уме»,

Только совам дозволено с ней не считаться:

Ибо весенний торжествующий крик совы

Будит, высвобождает из тьмы веселье акаций,

И шевелит рассыпанные тени мелкой листвы.

Ну, ветки – голы, ну, тьма – уж куда голее!

(Там, где не знают о свете – никчёмна тень...)

Но если сирень разрывает сумрак в аллее

Тьма не посмеет, не сможет – если сирень!

ИЗ ОЗОРНЫХ СТРОЧЕК

Или пятому месяцу пять стишков.

1. Последний монолог Гамлета,

или самое короткое в мире философское стихотворение:

Я!

На хуя?

2. На скульптуру Сезара.

Басня-загадка:

Кентавр амазонку однажды догнал.

Вопрос мы поставим тонко,

А именно: кто ему первый дал

Кобылка или девчонка?

Вопрос не для дураков и дур,

Но разом ответ найду я

В Париже, там, где на улице Фур

Стоит Сезара статуя.

Ответ:

А у кентавра – два хуя!

Он – на разные вкусы кентавр такой:

Задний – конский, передний людской.

3. ОСТОРОЖНО…

Не хочу – октябрь!

Назад!

Под последним солнцем грейся.

Рядом – осень.

Летний сад.

Под листвой не видно рельсов,

Лишь колёса шелестят,

Поворот визжит, пугая…

Перед носом у трамвая

Надпись жёлтая, кривая:

«Осторожно! Листопад!»

. . . . . . . . . . . . . . .

Август. Ветер. Море. Ницца.

Ускользающие лица.

(Как такое вдруг приснится?)

Вот представился плакат:

«Осторожно, фигопад!»

Резкий ветер веселится,

Фиги с дерева летят.

Сверху – фиги,

Снизу – фиги,

Как курортные интриги:

Под ногами – мармелад,

И скользят и шелестят

Всюду фиги.

Всем нам – фиги!

…Осторожно: фигопад!

4. История комсомольца

Раньше скромный

Хрюк-хрюк