Меандр: Мемуарная проза

В августе мы отказались от детройтского иждивения и переселились в Энн-Арбор, чтобы жить самостоятельно. ХИАС прислал нам счет в несколько немыслимых тысяч долларов за перевоз нас в Америку. Я знаю, что многие иммигранты хиасовские счета просто игнорировали. Для иных и минимальная выплата по тридцать долларов в месяц была в тягость, а иные из соображения, что в суд за это никого еще не таскали, но я до сих пор наивно горжусь, что в ту пору жестокой нужды мы стали возвращать долг и выплатили до копеечки.

Нашим постоянным источником дохода стал "Ардис". Мы научились набору на "композере". Это была электрическая пишущая машинка, сделавшая первый шаг к компьютеру. Перечитав напечатанную страницу, можно было поверх ошибок напечатать исправления, вложить чистую страничку, и "композер" уже сам перепечатывал начисто. Правда, как водится, в повторной корректуре обнаруживались еще ошибки, их исправляли уже вручную: на стеклянном столе с подсветкой мы бритвочкой вырезали неправильные слова, а иногда и буковки и аккуратно вклеивали на их место правильные. К концу дня голова трещала и в глазах шли круги от напряжения, но старались мы поработать подольше, поскольку платили нам сдельно — по три доллара за страницу. Через год я узнал, что стандартная такса в небольших издательствах — двенадцать долларов страница, а совсем отчаянные наемные наборщики соглашаются и на десять. Как мы ни вкалывали, ардисовских денег на житье не хватало. Выручали случайные заработки. Нине удалось на пару недель устроиться в университет — в начале сентября нанимали временных клерков регистрировать студентов. В октябре Кристина Райдел устроила меня заниматься русским языком со студентами-второкурсниками в ее колледже на западе Мичигана. Я ездил на автобусе поперек штата, проводил там три дня в неделю, делал с тремя парнями упражнения из учебника. Это была моя первая преподавательская работа в жизни. Возвращался, наверстывал наборную норму в "Ардисе". Раза два меня приглашали выступить в университете. Платили за выступление семьдесят пять долларов. Из "Континента" присылали гонорары — сто, двести долларов. Все эти наши скудные заработки вкупе держали нас ниже официального уровня бедности, но как-то мы уже в первые полгода американской жизни ухитрились жить на свои и даже сняли сносную квартиру в средней руки квартирном комплексе на Ланкашайр — две спальни, общая комната, под окном пруд с утками. И как раз в эти месяцы вернулось то, что началось было в Ленинграде года два назад, стали сочиняться стихи.

< Обрыв текста>

Невозвращенец

Позвонили из больницы. Один русский в Вермонте попал в автомобильную аварию, вроде бы его кое-как удалось склеить, привести в себя, но не совсем. Он ничего не соображает, и не согласимся ли мы прийти и попробовать поговорить с ним по-русски.

Лысоватый, но довольно молодой человек, физиономия в желтовато- синих пятнах, нога подвешена, капельница, мутный взор. У кровати сидели две женщины, молодая и немолодая. Молодая время от времени негромко умоляла: "Владимир… Ну, ты будешь говорить?" Ее довольно-таки накрашенная мать неодобрительно помалкивала.

Владимир этот, не Петров, но с такой же типовой фамилией, инженер из Ленинграда. Подженился на канадской француженке. Приехал в Монреаль. "Устроился". Все у него было в порядке. А тут и ленинградский дружок в Вермонте вынырнул, таким же манером приехал в Америку. Друг этот, высокой квалификации программист, "устроился" еще лучше: сто тысяч в год, большой дом на холме. В лесах безлюдного Вермонта прячутся такие компьютерные фирмочки, специализирующиеся на высокооплачиваемых трудных проектах. Созвонились, и Владимир приехал к приятелю на выходной. Как это происходит? Сначала обязательное хвастовство домом, бассейном, джакузи, сауной и бильярдом в подвале, тут же бар. "Хочешь дринк?" Показывают друг другу, что уже привыкли пить глоточками скотч со льдом. Тем временем американская жена накрыла к ужину. Свечи, невкусная индейка, хорошее французское вино. Коньяк. Воспоминания. Водка. Все больше мата и ругают — хозяин американцев, а гость канадцев, особенно французских. Еще коньяк. Еще водка. Что попало. Робкое вмешательство американской жены. "А иди ты…" Выходят в гараж. Попытки твердо стоять на ногах и обсуждать технические качества новенького "Олдсмобиля-88". Роковое решение смотаться за пивом. Слишком быстрое приближение сосен на повороте. Раздирающий мозг скрежет Вермонтский приятель мертвым и окровавленным лицом лежит на вдавленном в грудь руле.