Мэбэт

Езанга замолчал, судорога, изломавшее лицо, ослабла, он весь обмяк, впал в задумчивость — только часто моргал, будто глаза его жгли воды печали. Но слез Мэбэт не видел. Он так и стоял, держа протянутую руку, и не решался прервать молчание нелепого человека.

— Это все, что осталось, — тихо повторил он. — По своей воле бесплотные дали мне все, по своей же воле — отняли. Возьми щепку — может быть, тем утешится твоя душа… — помолчав немного, досказал. — И моя тоже.

Езанга приподнялся, своими руками сжал пальцы Мэбэта, отказываясь от воздаяния, и спросил.

— Страшно быть человеком?

То не Езанги был голос…

И здесь обрывается повесть о том, как Мэбэт возвращался в мир людей Тропою Громов.

Видение

Как только тот, кто предстал перед ним в облике нелепого человека, коснулся его руки, темно-синяя тьма окутала глаза Мэбэта, тело перестало осязать воздух, и слух погрузился в тишину, мягкую как глубокие мхи. Но все же он видел и слышал — только не так, как видят и слышат люди. И будто тот же голос беззвучно и властно произнес: «Смотри».

Заклубилась, почернела, отяжелела тьма — глыбы ее тронулись и пошли по кругу. Они двигались все быстрее, неслись, летели, бились, разрывая друг друга и стали одной взбесившейся бездной. Бездна завертелась воронкой и со дна ее вдруг ударил свет — свет размывал края тьмы, рос, наливался силой, обнажившей воды. Из вод вышла твердь и в середине ее мерцала зеленая звезда — то было вечное дерево. От него — сперва зелеными ручейками, тоньше волоса, потом линиями, потом, рукавами, потоками — пошло зеленое, и растекалось по некогда серой тверди. Зеленью мерцающей, переливающейся покрылась твердь — то был мир живых, названный Тайгой. Взором, способным видеть далекое и близкое, великое и малое, видимое и невидимое — этим зрением увидел он мириады существ — они наполняли мир, разживались по миру, расцвечивали землю мерцанием очагов. След их жизни плыл над зеленым миром сначала тонкой, сизой паволокой, потом темнел, застилая зеленое, чернел и превращался в мрак. Из мрака выползали змеи в железе, призраки сохатых, росомах, олени с одним рогом, вылетали птицы, покрывающие крыльями полземли. Птицы хватали и, подбрасывая, глотали существа — то были люди. Закипели реки, поднимались из земли все павшие в сражениях, вздымали оружие и бились друг с другом, продолжая неотомщенные войны. Вновь задвигалась твердь, воды вздыбились горбом. Из вод показался огромный змей, из глубин тверди — волк. В кратком поединке убив змея, он пожирал и разбрасывал страшной пастью живых, но явился с неба человек, сошелся в битве с волком, сразил его и погиб сам. Вслед за этим начали бой все оставшиеся на земле существа — звери, люди, духи, боги. Они поражали друг друга, падали, умирали. Побоище охватило мир. Вдруг вновь вздрогнула твердь, пошла горбатой волной, и земля взорвалась, как от удара изнутри и скрылась в плотном дыму. А когда осел дым, стало видно, как начала исчезать покрывавшая мир зелень. Она таяла, будто вода на раскаленном камне, и скоро осталась только одна подрагивающая зеленая звезда — вечное дерево. Потом и она погасла, вся твердь почернела, скрылась под водами и замолкла. Вселенский гром разорвал молчание, и остаток света исчез, как разлитое на земле молоко.

Эхо грома осело на дно мира, установилась тишина, и замерло время.

Вдруг из пустоты родился едва слышимый звук — нежный и властный, — и он увидел, как из темных, холодных вод выступила малая часть земли — а на ней человеческие кости. Как дерево в короткую весну наполняется соком и покрывается листвой, обрастали кости плотью, затягивались кожей, приобретали облик человека, в котором Мэбэт узнал себя. Воды отступали…

Смерчем пронеслось видение.

— Мэбэт, — прозвучало в небе. — Мэбэт, слышишь меня?

— Кто ты? — спросил он.

— Не спрашивай — земному звуку недоступно мое имя. Ты был яркой тенью на небе будущего, поэтому слушай. Мир несовершенен в своих основах и потому нет человеку исхода из страдания. Все будет повторяться — я буду создавать мир, губить его и вновь создавать — пока не достигнет он образа, который носил я в своем сердце. До тех пор страдание будет путем человека. Понимаешь ли ты меня?

Мэбэт не ответил.

— Иди и возвести, — продолжал голос. — Страдание замыкает человека в пещеру и приваливает камень у входа. Будет человек биться о камень — и не сможет выйти. Но та рука, что освободит его и отвалит камень, зовется милостью. О милости возвести, милостью жив человек.

— Как же я возвещу, если осталось мне лишь несколько дней?

— Не думай об этом, — сказал голос. — Надо только слышать и не заботиться о том, как весть войдет в мир. Понимаешь меня?

— Да.

— Иди… Бедный мой сын, мой покинутый сын.

Стих голос. Гром, сотрясающий души, прогремел над миром, исчезла Тропа, и оказались Мэбэт и пес его Войпель возле той берлоги, где был убит седой медведь.

Утро любимца божьего