Меч

Повод — пшик, зато народу погибло… Дядя Нептаина, ещё как минимум восемь мужиков из деревни Собачьей, сотни и сотни других крестьян… Что самое характерное, дружинники особо не гибнут, так как оснащены лучше, обладают нужными навыками и получают лучшую пищу. А всё почему? Потому что герцоги не дураки и берегут опору своей власти. Я даже могу сказать, как происходят классические боестолкновения: в пограничную деревеньку врываются войска одного из герцогов. Рубят людей, берут их в полон, грабят, сжигают, насилуют и пьянствуют. В течение трёх-четырёх дней происходит сбор войск другого герцога, в то время пока вторженцы берут от жизни всё. Войска защищающегося подходят к деревне, парламентеры беседуют и назначают место для битвы, обычно это относительно ровное поле, как правило произвольная пашня. На следующий день происходит вялая битва, где трезвые и злые бьют пьяных и веселых. После битвы, где погибают в основном ополченцы, происходит совместный подсчёт потерь, а затем пьянка двух герцогов и прочей аристократии, решившей откликнуться на военный призыв. Я понимаю, это очень странно и противоестественно, но так уж сложилось, что герцоги друг другу родственники, пусть и недолюбливающие друг друга. Национализма тут нет и в помине, как и патриотизма — герб и флаг является собственностью герцога и отношения к подданным не имеет, потому, чисто юридически, подданные его являются лицами без гражданства и страны, которым герцог, единственный полновластный владелец своей земли, позволяет жить на его территории в обмен на службу и налоги. Какой тут патриотизм? Дружинники делают своё дело только из-за того, что герцог их кормит и оплачивает их существование, а ополченцев никто не спрашивал.

Графы и бароны — другая история. По местной феодальной системе, герцог обладает довольно широкими полномочиями в отношении подчиненной аристократии, но не имеет права отторгать их земли, отчего вынужден изворачиваться. История с графом Викоди тому пример. На созыв знамён эти ребята, по закону, должны откликаться неукоснительно, но есть опции. Если граф или барон болен, то может прислать вместо себя и дружины ополчение, также, даже без особых причин, можно выплатить денежную компенсацию за свою дружину и ополчение, что не считается чем-то предосудительным. В итоге, герцог едет на «войну» практически один, сопровождаемый парочкой собственных баронов и максимум одним графом.

Этот цирк продолжается уже тридцать с лишним лет и меня больше удивляет не длительность конфликта, а то, что герцог ещё не схлопотал цирроз печени. В каком-то смысле его можно понять — телевидения и интернета ещё нет, газет не выпускают, скоморохи всякие обрыдли, портить девок уже наскучило, развлечений минимум, поэтому остаётся только пить. Организм у него отборный, герцог — селекционно выведенный алкаш и кутила, поэтому к алкоголю он устойчив, что хоть как-то объясняет, как он выжил после сотен литров паршивой браги, выпитой за всю его долгую жизнь…

Брага тут паршивая, я лично видел. Отсечение хвостов и голов тут проводится на глаз, фильтрация проводится через тряпки, поэтому сивушные масла и метил попадают в организм потребителя в довольно больших количествах. С одной стороны, поганый алкоголь вызывает более раннюю активацию защитных механизмом организма, что в какой-то степени снижает причиняемый ущерб, но с другой, сивуха есть сивуха.

Кстати, пока я тут разглагольствовал, мы уже вышли на оперативный простор. Вокруг лес, представленный березами, тополями и вкраплениями сосен, кусты, представленные крушиной, можжевельником и бересклетом. Это всё сейчас не очень важно, так как зима. Слой снега вязкий, ноги проваливаются, но идти можно. На следы выйдут не ранее, чем через пару дней, так как не факт, что герцог вообще подумает на секретный ход, которым уже десятилетия никто не пользуется. Есть даже ненулевая вероятность, что он о нём даже не знает. Надеяться на это мы, конечно же, не будем, поэтому поторопимся.

— Неп, поторопись! — сказал я парню.

— Иду как могу. — ответил мне Неп. Малой, как вижу, всё ещё мечется вокруг правильности принятого решения.

— Хватит уже терзаться. — решил я вмешаться в его безмолвное самокопание. — Назад дороги нет. Решение принято, тем более мы думали об этом уже давно. Да и вообще, цитируя классика: Глаз ли померкнет орлий? В старое ль станем пялиться? Крепи, у мира на горле, пролетариата пальцы! Грудью вперёд бравой! Флагами небо оклеивай! Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой![24]

Пришлось мне озадачиться в своё время, переводя и адаптируя классику на местное наречие. Ну, как бы, получилось. Две тысячи лет, абсолютная незанятость, развлечения в виде камней и животных — я был обречен выполнить перевод блестяще!

— Это… сильные слова. — оценил Неп.

— А то! Владимир Маяковский — это тебе не макароны по-флотски! — усмехнулся я. — Крупнейший поэт! Странный немножко, конечно, но всё равно крупнейший!

Непу про личную жизнь Маяковского я говорить не буду, не те ценности и не тот возраст.