Меч Белогора

Согласно наклеенным на них ярлыкам и лимитам отпущенного времени, подозреваемые граждане проходят по всем звеньям стандартной технологической цепочки. И вопреки декларируемым принципам правосудия, на практике оказывается, что не чиновники должны доказывать виновность человека, случайно попавшего между шестерёнками машины правосудия, а сам гражданин. Он, будучи задержанным, находящийся в камере без связи с внешним миром, без надёжного юридического консультанта, должен сам оправдываться в несуществующих прегрешениях.

Это такая "взрослая игра" — если не оправдался, не отмылся, не открестился или не перевёл на другого стрелки, показав жаждущему крови "правосудию", другую жертву, в которое оно может вцепиться и придушить, то наша "правообвинительная" система совершенно спокойно тебя съест. Перемелет твои нежные косточки, выплюнет остатки и быстренько примется за следующую жертву. С точки зрения охранителей закона так устроен мир, и именно так всё и должно быть. А точка зрения безвинно пострадавших людей, точка зрения неудачников и козлов отпущения почти никогда не озвучивается в СМИ и нашу Фемиду не интересует. В подавляющей массе случаев.

Вот такой расклад, как говорится.

Все эти соображения и предчувствия последовательно проносились в моих мыслях до тех пор, пока ГАЗ-ик, в последний раз жалобно взвизгнув тормозами, не остановился у металлических дверей 16-го отдела милиции.

Мы приехали.

Видимо, в здании шёл ремонт, всюду валялись доски, мешки с цементом, строительный мусор.

Теперь надо готовиться испытать на себе весь ассортимент "прессинговых" мероприятий, который обязательно применит ко мне доблестный борец с преступностью, дознаватель Петухов. Я бы добавил, глухой дознаватель Петухов. Неужели нельзя было меня послушать и дождаться Олю дома? Или я, как особо опасный преступник, мог удариться в бега?

Ладно, бесполезно мусолить эти простые вопросы. Посмотрим, что мне приготовила наша карательная система в лице глухого следователя.

Выйдя из машины, я первым делом спросил, обращаясь к милиционерам

— Могу я позвонить своему адвокату?

Вопрос их искренне развеселил. Майор добродушно ответил

— Тебе здесь не Америка, не суетись! Всё будет, и адвокат, и камера, и срок. Всё твоё. Сколько заслужил, столько и получишь.

Пока меня ничем не удивили. Всё-таки нам ещё очень далеко до реального соблюдения прав человека.

Внутри здания у меня без лишних слов отобрали паспорт и сотовый телефон, затем впихнули в маленькую камеру с каким-то спящим бомжом. Очень грязным и вонючим.

Бомж скорчился на полу тесной клетушки и мирно спал, источая вокруг тошнотворные миазмы. Дышать было тяжело. Я и представить себе не мог, что в мире может существовать подобная вонь. Меня слегка затошнило. В кармане брюк нашёлся платок, и я попытался дышать через него. Стало чуть полегче. Интересно, сколько я так протяну?

Как я понял, прессинг на меня, пока в самой лёгкой форме, уже начался…

Каждые 10–15 минут мимо камеры будто бы невзначай проходил со страшно занятым видом следователь Петухов и косился своим петушиным глазом на меня, дескать, не дозрел ли для разговора по душам?

Видимо, я, по его мнению, не дозрел, потому что продолжал оставаться в камере.

Только где-то через час, замок в клетке щёлкнул и здоровенный сержант, привычно зажимая нос, велел мне выйти. Покидая камеру, я искренне пожалел рядовых тружеников "органов", которым, вероятно, частенько приходится вынужденно общаться вот с таким вонючим контингентом. Неприятные издержки профессии…

В небольшой комнатушке, куда меня привели, находился обшарпанный письменный стол, пара стульев и древний книжный шкаф без стёкол. На его полках валялись кипы каких-то папок, бумаг, бланков.

За столом сидел следователь Петухов.

Для полноты воспроизведения картины "допроса в застенках НКВД" не хватало "правильного" освещения и стенографистки с пишущей машинкой. Лампа, направленная в лицо подозреваемому тоже отсутствовала, как и классический подвальный полумрак в подобного рода сценах.

В раскрытое окно, сквозь железную решётку, бил яркий полуденный свет весеннего солнца. Снаружи жужжали и иногда по дурости залетали в казённое помещение пчёлы и гудящие, как летающие танки, неповоротливые майские жуки. Однако, насекомые быстро разбирались, что попали совсем не туда, куда надо и, облетев несколько раз комнату с крашеными серой масляной краской стенами, наполненную затхлым стоячим воздухом с запахами гниющего деревянного пола, олифы и старой бумаги, находили выход и улетали на волю.

Последовать за ними я не мог, поэтому уселся на стул без приглашения и со скукой стал ждать развития событий.