Меч Белогора

В принципе, сценарий, который меня ожидал, был изначально ясен. Последовательный прессинг со всё более грубым и прямолинейным давлением. С тем, чтобы используя все "наработки" неофициальных отечественных технологий дознания, любым способом меня сломать, запугать и заставить написать "чистосердечное признание". После чего появятся реальные основания для возбуждения уголовного дела со всеми вытекающими последствиями. Это только в кино следователи раскрывают преступления, используя добытые реальные улики, мощный интеллект, дедуктивный метод и неотразимую логику. В жизни чаще всё иначе…

Петухов сидел за столом и что-то писал. Ждал, когда я начну нервничать и проявлять признаки беспокойства.

Не дождался.

Поднял голову и посмотрел на меня выцветшими бледно-голубыми глазами. Оскалился. Вокруг белков рассыпалась сеточка набухших мелких кровеносных сосудов, из-за чего взгляд майора наводил на воспоминания о персонажах из романов о вампирах. На лице появилась ехидная всезнающая улыбка, профессиональный атрибут многоопытного работника Системы, искусно и расчётливо загоняющего жертву в подготовленную "хитроумную" ловушку, чтобы выпить из человека всю кровь, то есть, тьфу, выдавить по каплям всю интересующую информацию.

Петухов пододвинул ко мне листок бумаги и ручку

— Пишите.

— Что писать?

— Пока объяснительную, каким образом вещи Любимовой оказались в вашей квартире. Но лучше было бы для вас, — следователь выделил последние слова, — если бы вы честно сознались, почему убили вашего редактора, где девушка и что вы с ней сделали. Её тело, ведь, само пока так и не пришло, как вы обещали.

— Придёт. Думаю, уже скоро. И это покажет, что вы зря тратили и моё, и своё время.

Взгляд у Петухова стал злобным, колючим и многообещающим. Он прищурил один глаз и сквозь зубы процедил

— Не забывайте, что по закону, мы имеем право задержать вас на трое суток. А за это время, уж будьте уверены, улики мы найдём. Я добьюсь открытия уголовного дела, но на поблажки тогда не рассчитывайте. Никакой явки с повинной уже не будет.

Я улыбнулся

— Так вы что, предлагаете мне оговорить себя и дать ложные показания? Я правильно вас понял?

— Не умничайте, — раздражённо бросил Петухов, — и не стройте из себя невинного младенца. Я много таких видел…

Я не смог удержаться, чтобы не подкузьмить этого упёртого самодура

— Да-да, вы говорили. Они давно уже все лес валят.

Петухов зло сверкнул глазами, но промолчал и опять принялся писать что-то мелким неразборчивым почерком на очередном бланке. Сделал вид, что очень занят.

Наверное, вот так и "шьются" дела фигурантам, подобным мне.

Ну что ж, придётся действовать по уставу местного монастыря. Моя задача — тянуть время и дожидаться, когда Оля приедет от Маршавина ко мне домой, прочитает записку и явится самолично в 16-й отдел милиции. Тогда при появлении исчезнувшего "тела" меня будут вынуждены немедленно отпустить.

Когда я написал объяснительную и вручил Петухову, тот внимательно её прочитал, разочаровано пожевал нижнюю губу и подчёркнуто корректно попросил подписать каждую страницу, поставить дату.

После того, как я это сделал, Петухов забрал листочки, с явным сожалением пожал плечами, как бы говоря — ну что, парень, ты сам выбрал свой путь, теперь ни на кого не пеняй. Затем майор вышел в коридор. Щёлкнул замок, запираемый ключом снаружи.

Отсутствовал хозяин кабинета минут десять. Вернулся с довольно-таки гнусным выражением лица: в уголках рта пряталась язвительная усмешка, в глазах светилось обещание близкого и неприятного мне сюрприза.

Интересно, какую ещё пакость задумал этот человечишка?

Петухов уселся за стол и, демонстрируя полное безразличие к моей персоне, продолжил что-то писать на очередном листке бумаги. Следующий акт многомудрого психологического спектакля?

Через несколько минут в дверь постучали, и в комнату ввалился тот самый здоровенный сержант, который выводил меня из обезьянника с бомжом.

Петухов, не поднимая глаз от своей писанины, мотнул головой в мою сторону и коротко бросил

— Уведите.

Привели меня уже не в обезьянник, а в какое-то только что отремонтированное помещение, где ещё воняло масляной краской и олифой. С натужным скрежетом открылась тяжёлая металлическая дверь со специфической форточкой и дырочкой для подглядывания. Глазам предстала большая комната площадью примерно в тридцать — тридцать пять квадратных метров.

Освещение было плохим — маломощная лампочка да слабенькие лучи дневного света из приоткрытого зарешеченного оконца под потолком.

На двух из четырёх длинных, недавно покрашенных коричневой краской деревянных скамьях, стоящих вдоль стен, в ленивых позах сидели трое задержанных с явно уголовными физиономиями. Похоже, это недавний улов "спецконтингента". Чувствуется, что народ бывалый, никто не нервничает, никуда не торопится.

К вошедшим лениво-презрительное внимание сквозь полуопущенные веки.

Сержант толкнул меня в спину, и я влетел в комнату, оказавшись почти в самой её середине.