Меч генерала Бандулы

Зал в аэропорту оказался великолепным. Он был большой, в два этажа, и вокруг него шла галерея, на которой находился ресторан. Внизу вокруг столиков стояли удобные, очень низкие кожаные кресла. На эти кресла и уселись все, кто прилетел с самолетом. На стенах зала были громадные фрески. Фрески изображали незнакомые, наверно, бирманские сказки. Там были и летающие слоны, и замки, и девушки, которые прятались в листве деревьев и сами походили на листья и на цветы, и лучник, и еще многое другое. В углу была изображена совсем странная сцена – три разбойника напали на очень красивую девушку с высокой прической и в белом платье, а большие змеи подползали к этим разбойникам сзади.

Игорь увидел, как толстый священник и человек в синем костюме прошли через зал и исчезли в маленькой двери. Переводчик Зеленко взял у отца все паспорта и билеты и тоже ушел в ту же дверь. Игорь догадался, что там таможня и пограничники.

В зале было довольно шумно. Все разговаривали по-русски, спрашивали приехавших, какая в Москве погода, что нового. У двери стоял сторож в берете и с кривым ножом за поясом. Он открывал дверь, и сквозь нее врывался теплый воздух.

От соседнего столика к Исаевым подошел носатый мужчина и спросил, не заходила ли к ним перед отъездом его мать. Оказывается, это была та самая женщина, которая говорила Исаевым, чтобы они взяли с собой колотого сахара. Мама сказала, что они привезли воблы, и носатый ужасно обрадовался. Он даже обернулся к какому-то своему знакомому и сказал:

– Приглашаю тебя на пир, старик. Мне из Москвы воблы прислали. – А маме он сказал: – Вы не представляете, как хочется иногда чего-нибудь соленого или черного хлеба! Ведь здесь нету.

Вернулся Зеленко и повел Исаевых в таможню. За ними потянулись и все остальные. Таможенники, в рубашках с короткими рукавами и белых шортах, долго заполняли анкеты, и прошло еще по крайней мере полчаса, прежде чем Исаевы покинули аэровокзал.

У входа стояло несколько машин. Зеленко сказал носильщикам, чтобы они поставили чемоданы, заплатил им, и тут подъехал «газик». Из «газика» выскочил шофер-бирманец со зверским лицом и радостно захохотал. Во рту у бирманца оказалось множество золотых зубов.

– Здравствуйте, – сказал он по-русски, – Поекали? Куда поекали?

– Это Маун Чве, – сказал Зеленко. – Он работает у нас на строительстве.

– Миша, – поправил его шофер. – Девноста три поекали, да?

– Ну да, на Университетскую, – сказал Володя Зеленко. – Мы будем жить с вами в одном доме. У нас хороший дом. Там еще живет наш механик Шурыкин с женой и дочкой.

Машина ехала по темному шоссе, и непонятно было, лес ли вокруг или дома с палисадниками. Иногда фары выхватывали из темноты толстые стволы деревьев, опутанные лианами, иногда проскакивал сбоку огонек. Проехали лавочку, в которой стояло три столика. За одним сидел бирманец и пил что-то из чашки.

Игоря опять потянуло в сон, но он боролся с ним, потому что боялся пропустить что-нибудь интересное. Ему хотелось спросить Зеленко, есть ли в Рангуне слоны, но он постеснялся. Если слонов не окажется, Зеленко может посмеяться над наивностью Игоря, а Игорь совершенно не терпел, когда над ним смеялись.

Отец разговаривал с Зеленкой о своих делах. Игорь немного послушал, но разговор был не очень интересным, и он снова стал смотреть по сторонам.

– Карашо? – спросил его шофер Миша и захохотал громким голосом.

У Миши был большой приплюснутый нос, который занимал пол-лица, и непослушные прямые черные волосы. Волосы блестели: видно, Миша смазывал их какой-то мазью, но все равно они стояли дыбом на затылке.

– Хорошо, – сказал Игорь.

Миша все хохотал. Он, как выяснилось потом, очень любил смеяться и думал, что всем приятно, когда он смеется.

– Рангун карашо! – говорил Миша и заливался смехом. – Москва – очень карашо! Мистер Агахан – очень карашо!

Кто такой мистер Агахан, Игорь не знал, но все-таки соглашался. Миша хоть и был очень страшный, но Игорю в принципе понравился.

«Газик» лихо свернул на прямую освещенную улицу, дома на которой прятались за деревьями, – перед каждым был сад. У одного из домов, перед белыми воротами с цифрой 93, Миша затормозил, надавил на гудок и не отпускал его.

– Потише, Миш, – сказал Зеленко. – Всех соседей перебудишь.

К воротам, часто мигая в свете фар, бежал по дорожке очень высокий и очень худой индус с бритой головой, на которой, как у запорожца, был оставлен длинный чуб. Он грозил машине кулаком и, видно, тоже хотел сказать, чтобы Миша не поднимал такого шума. Индиец был босой и одет только в белые штаны, которые могли бы быть и штанами, и кальсонами, и просто намотанной на ноги материей. Они назывались «дхоти», но об этом Игорь узнал только через несколько дней.

Индиец открывал ворота и ругал при этом Мишу на бирманском языке. Миша только широко улыбался.

Машина проехала по узкой, посыпанной гравием дорожке и остановилась под широким навесом. Пока Исаевы вылезали из машины, индиец догнал ее и остановился перед гостями, сложив руки перед грудью ладошка к ладошке.

Игорь тоже сложил руки перед грудью. Он знал, что так здороваются индийцы.