Меч и ятаган

Османы шагали по дороге шумно и весело, с небрежной нагловатостью, болтая и развязно пересмеиваясь, в щегольской уверенности завоевателей, не держащих и тени сомнения в успехе своего победоносного похода. Еще бы: силой они прибыли несметной, с мощнейшими во всем мире пушками, опытнейшими осадными инженерами, под крылом несравненного Сулеймана Великолепного — султана, которому благоволит сам Аллах, ниспославший благодать свою всем правоверным. Как же, как же. Можно понять причину этой боевой приподнятости, а вместе с тем и проницательность Великого магистра, понимающего, как важно сбить с врага эту спесь, причем именно сейчас, с первой же минуты, как только османы дерзнут ступить на мальтийскую землю.

По мере приближения врага становилось видно, что отряд насчитывает не больше сотни человек и вооружен сравнительно легко: ятаганами и отчасти протазанами. Защиты никакой, кроме щитов и надраенных медных шлемов с кольчужной бармицей, [47]прикрывающей шею и плечи. Длинные одежды легки, чтобы не стеснять движений и облегчать несносность летнего зноя. Впереди ехал офицер на серой лошади, поводья и седло которой украшала серебряная оплетка. Долгополый кафтан на офицере был темного текучего шелка, с белыми звездами и полумесяцами; на голове черный тюрбан. Жиденькая бородка и прямая, надменная посадка в седле выдавали в нем молодость, в силу которой он не озаботился послать вперед авангард. Значит, неопытный.

Ла Ривьер неотрывно, с прищуром наблюдал за врагом; все прежнее его легкомыслие как рукой сняло. Почуяв на себе взгляд Томаса, француз обернулся и, мельком скользнув глазами, вновь сосредоточился на турках. Рассветный воздух наполняла беспечная болтовня, в которой тонул щебет немногочисленных птиц в окрестных кустах. Приблизившись к разоренному подворью, офицер завидел тело лазутчика, приваленное к стенке. Он натянул поводья и, вскинув руку, выкрикнул команду. Колонна растерянно остановилась, и разговоры в ней смолкли, а шеи вытянулись, высматривая, что там послужило причиной остановки. Офицер что-то гортанно крикнул, и от колонны отделилась передовая четверка. Сронив на обочину походные сумы, солдаты осторожно миновали своего офицера и приблизились к трупу.

Ла Ривьер стоял с рукой на луке седла, готовый сунуть ногу в стремя и вскочить на коня. Взглядом он пожирал неприятеля.

Секунду спустя над дорогой взвился крик ужаса, а за ним и ярости. Затем еще и еще, и вот уже вперед к солдатам, ткнув коленями лошадь, подъехал молодой офицер. Соскочив с седла, он вник в суть происходящего, после чего выхватил свиной пятак изо рта убитого и брезгливо швырнул через изгородь. Колонна, безо всякой команды, начала подаваться вперед, чтобы получше разглядеть причину праведного негодования. Ла Ривьер дернулся было махнуть в седло, но его за рукав удержал Томас.

— Тихо, — шикнул он. — Пускай вначале скучатся.

Француз секунду метался между порывом атаковать и здравостью совета и все-таки склонился к последнему, кивком выказав согласие.

Суть о происшедшем с лазутчиком доходила до все большего числа турок. Поднялся возмущенный гомон; солдаты самовольно покидали строй и скапливались вокруг своего офицера, скорбно застывшего над трупом. Томас чувствовал, как все растет напряжение среди тех, кто стоит сейчас рядом, и там, в укрытии из камней и кустарника.

— Еще, еще чуть-чуть, — приговаривал он, видя, как колонна врага все больше превращается в обыкновенное сборище.

— Пли! — проорал вдруг голос откуда-то слева.

Голова Томаса дернулась в направлении некстати грянувшего приказа, но попытка его отменить была заранее обречена.

Жарко зашипел порох на пороховых полках, и аркебузы с оглушительным грохотом исплюнули огонь в клубах сизого дыма. Турки ошеломленно обернулись на крик и сбились в толчею, по которой сейчас кучно ударили тяжелые пули.

— Вперед! — рявкнул ла Ривьер.

Томас, Ричард и остальные оруженосцы дружно повскакивали в седла, выхватили мечи и пришпорили коней, вырываясь из укрытия. Было видно, как с левого фланга поспешает впереди своих рыцарей Гарштайнер, хлопая плашмя мечом по боку своего коня. При этом баварец что-то бессвязно орал (теперь понятно, кто подал команду стрелять). Цепь пехотинцев между флангами опустила аркебузы и, выхватив оружие, кинулась на врага, все еще ошеломленного внезапностью нападения. Едва пехота ступила на дорогу, как с обеих сторон на сарацин напустились всадники. Крепко держа левой рукой поводья, правой Томас, свесившись с седла, резкими взмахами прицельно сек неприятеля. В толпе царила паника — мелькали искаженные ужасом лица, взлетали взлохмаченные клочья одежд. При виде закованных в сталь латников те из врагов, что с краю толпы, попытались дать деру. Одни карабкались через стенку, другие теснились в глубь сборища, лишь усугубляя этим неразбериху. Но были и такие, кто встретил натиск по-военному: поднял щиты, изготовился к обороне.