После того как Стокли доложился капитану Миранде, Томас отвел его в сторонку и настойчиво сказал:
– Нам надо поговорить.
– Да, надо, – ответил Оливер. – Но лучше где-нибудь без посторонних ушей.
– Следуй за мной.
Из часовни Томас внутренним двором провел его в трапезную.
– Да, не самое уютное из помещений, – сказал Стокли, мельком оглядев просторную палату, служившую некогда трапезным залом гарнизона.
На более ранней стадии осады капитан Миранда установил здесь несколько игорных столов и подобие прилавка, где солдаты могли покупать из подвала вино. Однако игривость, равно как и надежда выбраться из форта живыми, со временем сошла у солдат на нет; выигрывать у своих товарищей, таких же обреченных, как они сами, тоже больше не тянуло, и игорное заведение захирело. Теперь оно служило перевязочной, и пол здесь был усеян окровавленными гнойными тряпками. По углам стояли корзины с лоскутами ткани. Помещение смутно освещало несколько свеч, а из звуков здесь преобладали стоны да кашель тяжелораненых, уложенных на носилках вдоль стены.
За прилавком Томас отыскал бутылку вина и поставил ее на угловой стол. Сюда же подтянул и две кружки, плеснул в каждую вина и одну пододвинул по столешнице Стокли. Тот вначале замешкался, но все-таки поднял кружку и изобразил на лице улыбку.
– За что будем пить?
– За Марию, – поднял свою кружку Томас.
– Ах да… Мария.
Они пригубили, не отводя друг от друга тайно настороженных глаз. Затем Томас аккуратно поставил кружку на стол.
– Зачем ты здесь, Оливер?
– Решил примкнуть к последней партии добровольцев на Сент-Эльмо.
– И ла Валетт вот так запросто дал тебе разрешение уехать?
– Он об этом не знал. Подозреваю, что скоро ему станет известно. Но теперь уже поздно. К добру или к худу, но я здесь.
– К добру? – Томас мрачно усмехнулся. – Какое добро ты рассчитывал здесь найти? Глупейший порыв, скажу я тебе. Здесь только смерть, и ничего более.
– Мне это известно, – Стокли пригубил вина. – Ее я и ищу теперь, когда знаю и принимаю правду.
– О какой это правде идет речь?
Оливер держал кружку двумя руками, нежно поглаживая пальцами, словно чью-нибудь шею.
– Прежде чем уплыть из Биргу, ты разведал, где живет Мария, и виделся с ней.
Томас слегка растерялся. Не хватало, чтобы Мария в результате его желания поговорить с ней еще и поплатилась. А впрочем, это уже ничего не меняет. Здесь, в Сент-Эльмо, все сейчас одинаково обречены; не составляет исключения и Стокли.
– Да. Не буду скрывать.
Оливер чуть кивнул.
– Спасибо за откровенность. Я ведь видел, как ты выходил из дома.
– Ах вот как. – У Томаса обмерло сердце. – Что ты сделал? Оливер, если ты коснулся ее хотя бы пальцем…
– Стоило мне увидеть, как ты покидаешь наш дом, наш кров, меня охватили самые болезненные переживания. Хотя мы с Марией и женаты все эти годы, я никогда не спрашивал ее о чувствах к тебе. Несмотря на горечь утраты тебя, а затем и ребенка, ей хватило сил выстоять. Спустя время она примирилась с тем, что произошло, и решила начать новую жизнь, можно сказать, с чистого листа. – Оливер умолк, после чего со вздохом продолжил: – Когда Мария согласилась стать моей женой, я отдавал себе отчет, что буду лишь бледной тенью того, кого ей действительно недоставало, но меня устраивало и это. Более того, мы жили вполне счастливо, и она как будто была удовлетворена тем, как сложилась ее судьба. – Оливер снова замолчал, только теперь легкость тона, с какой он вымолвил последние слова, внезапно ужесточилась. – Однако все изменилось с той минуты, как Мария вновь увидела тебя. По возвращении домой она ничего не сказала, но я все тотчас понял без всяких слов. Я пытался ее от тебя укрыть в нашем поместье под Мдиной, но с того момента, как прибыл вражеский флот, я понял, что Марию надо перевезти в Биргу, а потому так или иначе настанет время, когда она обнаружит, что ты возвратился. Когда я стал ее расспрашивать, она не стала скрывать того, что произошло. – Оливер ожег Томаса взглядом. – Не могу даже выразить словами, что на меня нашло. Я потребовал, чтобы она больше никогда с тобой не встречалась и не разговаривала. Тем не менее у меня было опасение, что она все-таки пожелает быть с тобой. Я готов был упасть ей в ноги и умолять, заклинать остаться со мной. Сказать, что скорее умру, чем ее лишусь. Но вместо этого я совершил нечто более безрассудное; такое унизительное, что я даже теперь содрогаюсь от одного лишь воспоминания об этом. – Стокли нервно припал губами к кружке и осушил ее до дна. – Я тебе пригрозил.
– Мне? Но… как?
– Я сказал, что располагаю сведениями, которые могу использовать для ареста и обвинения в шпионаже. Тебя… и Ричарда. Ее сына.
Прежнее ощущение гложущего ужаса возвратилось, только теперь оно пронизывало куда острее и глубже.
– Какие такие… сведения? – процедил Томас.
Стокли не отвел глаз, поедая Томаса взглядом, полным ненависти и презрения.