Меч и ятаган

Что и говорить. Гребцы, приведенные на испанский флагман из казематов барселонской цитадели, тоже, прямо скажем, образцом ухоженности не смотрелись, но им за зиму хотя бы дана была возможность отдохнуть, подкормиться и соскрести с себя грязь. Эти же ковыляющие по палубе доходяги доведены были до крайнего – можно сказать, предельного – истощения. На поднесенные хлеб и сыр отпущенники накинулись с остервенением. Испанские солдаты взирали на страдальцев с жалостью; сдирая одеяния с пленных, они вручали их единоверцам. Когда из-под палубы поднят был последний христианин, корсаров погнали вниз, в цепи и на весла: гребите теперь до могилы на судне, что недавно было ваше, а стало наше.

– Подобные превратности судьбы на море не в диковинку, – пояснил своему эсквайру Томас. – Смею заверить, ты к этому привыкнешь – если, понятно, доживешь. А теперь притихни: будет больновато.

В недурно экипированном лекарском рундучке, обнаруженном в капитанской каюте галеры, Томас разжился иглой и ниткой и сейчас, с прищуром продев нить в ушко, скатал ее кончики в узелок.

– Держи руку на отлете и не дергайся.

Ричард подчинился; глянув напоследок на припухлые края раны, он отвернулся и уставил взгляд на ближний из галеонов, где экипаж сейчас был занят латанием одного из парусов, продранных вражеской картечью. Томас, аккуратно сжав левой рукой краешки раны, проткнул иглой кожу и продел следом нить; когда узелок уперся в кожу, края плотно прилегли друг к другу. За первым стежком последовал второй, и так далее по длине разреза. Ричард, стиснув зубы, терпел.

– Признаться, какой-то момент я думал, что полезть за мной в драку ты все же не отважишься, – откровенничал Томас, стараясь чем-нибудь отвлечь внимание юноши от малоприятной процедуры. – Перед самым абордажем. А ты и в самом деле боялся?

– Я же сказал, что да, – мельком глянул Томас.

– Вот те раз. А дрался как лев.

– Меня этому учили.

– И надо сказать, учили как следует… Кто же был твой наставник?

– Один из людей Уолсингема.

– Солдат?

– Скорее бриганд[40], – Ричард усмехнулся. – Он верховодил одной из лондонских банд. Был приговорен к повешению, но Уолсингем предложил ему жизнь в обмен на службу и безоговорочное подчинение. Поиск скрытых врагов и всякое такое. А во время, свободное от изменников короны, он должен был обучать остальных шпионов владению клинком и приемам уличного боя.

– Ах вон оно что. Куртуазия, я так понимаю, в обучение не входила.

– Куда там… Задача ставилась научиться убивать быстро и бесшумно.

Томас, не отвлекаясь от стежков, кивнул.

– Только до сегодняшнего дня убивать человека тебе, по-видимому, не доводилось.

Юноша молчаливо опустил глаза на палубу.

– Нет.

– Решиться на этот шаг не так уж и просто, Ричард. Настоящая трагедия в том, что, убив раз, на каждое последующее убийство ты идешь со все более легким сердцем. А потом, по прошествии лет, перед тобой встает мучительный вопрос: а можешь ли ты вспомнить, каким человеком был до того, как душу твою запятнала кровь собрата? Ведь чем больше убиваешь, тем сложнее вспомнить.

– Вы так думаете?

– Я это знаю, – тихо уточнил Томас. – И с этим, тяготясь, живу.

– Вы поэтому оставили Орден?

– Извини, но это уже мое дело… А впрочем, соглашусь: отчасти причиной моего ухода со службы послужило и это. Убийство сделалось занятием таким пресным и обыденным, что утратило всякий смысл. То же самое и у врага. Обе стороны познали это сполна, отчего вышла несомненная, хотя и единственная, польза: усовершенствовалось само представление о ненависти и возмездии.

Думы эсквайра над вышесказанным нарушил лишь очередной укол иглы.

– Так отчего вы опять здесь? – поморщась, спросил он. – Вы же могли дать сэрам Роберту и Фрэнсису отказ. Они бы подыскали себе другого.

Томас, благодушно приподняв брови, усмехнулся.

– Меня призвал мой Орден, а ему я давал клятву. Да и у ваших хозяев вряд ли нашелся бы более подходящий кандидат. Им нужен человек именно из Ордена Святого Иоанна и вместе с тем не настолько фанатично приверженный его девизу. Твои господа, юный Ричард, очень проницательные люди. Они читают меня как раскрытую книгу. – Томас примолк, ненадолго задумавшись еще об одной, сугубо своей, причине, подвигнувшей его к возвращению на Мальту: неодолимое желание знать, что же сталось с Марией. Или же высокопоставленным королевским соглядатаям известно и это? Он посмотрел на Ричарда: – Может статься, они даже прозорливее, чем я о них думал.

– Сэр?

– Это я так, к слову. Ну ладно, еще один стежок, и все готово.

Ричард нетерпеливо скрипнул зубами под очередным уколом, Томас же торжественным движением перерезал нитку кинжалом и завязал еще один узелок. Взыскательно оглядев свою работу, он принесенным из рундука рулончиком льняной ткани обмотал своему эсквайру руку.

– Ну вот. Через месяц затянется, если только не размахивать рукой и не тревожить швы.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Ричард, бережно опуская руку.