Меч и корона

— Так гласят легенды. — Он облокотился о стену, но не выпустил из пальцев мою косу. — Некий давний граф Анжуйский — вероятно, один из многих полумифических Фульков [89]— взял себе красавицу жену именем Мелюзина. Никто не ведал, откуда она родом, кто ее родители. Она не принесла в приданое мужу ни земель, ни богатств, не могла похвастать и знатностью древнего рода — только красивым лицом да еще ожерельем из драгоценных самоцветов, что висело у нее на шее. Но Фульк, не слушая ничьих советов, возжелал взять ее в жены.

— Так уж ему захотелось, — улыбнулась я, убаюканная его негромким голосом.

Этот голос вызывал у меня сладкую дрожь во всем теле.

— Понимаете, она была необычайно красива.

Его рука оставила косу и скользнула по моим пальцам, однако он не сводил внимательного взгляда с моего лица. Как же он приобрел все эти навыки с тех пор, как я видела его скачущим по лестнице в этом самом дворце? Передо мной стоял уже не юнец неоперившийся, а муж, закаленный в битвах, изощренный умом и умеющий очаровывать, когда ему это было нужно. У меня мелькнула мысль, что это и есть ухаживание, о котором я мечтала, только на особый манер Анри Плантагенета.

— И вот граф Фульк обвенчался с красавицей Мелюзиной, и та родила ему четверых детей. Они были исключительно счастливы, если не считать одного пустяка.

— Такой пустяк всегда найдется, — сказала я и почувствовала, как зарделась под его изучающим взглядом.

— Найдется, конечно. Мелюзина, как и положено, стояла рядом с супругом в церкви, но решительно поворачивалась и уходила, когда являлось Тело Христово, и ни за что не хотела причащаться. И стояла на своем, как ни увещевал ее граф, как он ни гневался — даже кнутом, бывало, охаживал ее по бокам.

— Кнутом? Я бы ни одному мужчине не советовала даже пробовать это на мне, как бы он на меня ни сердился.

— Да я и не посмею, — ответил Анри с озорной усмешкой. — К тому же, — он пожал плечами, всегда предпочитая практический подход к делу, — это ведь ничего и не дало. Мелюзина отказывалась подчиниться. У Фулька стали усиливаться подозрения. В конце концов, он решил перехитрить ее и велел четырем своим рыцарям наступить ей на плащ, чтобы она не могла уйти из церкви. — Анри отпустил меня и воздел руки, подражая действиям священника. — Когда священник поднял гостии, Мелюзина повернулась уходить, а восемь кованых сапог пригвоздили к месту подол ее плаща. И что же сделала эта находчивая дама?

— Понятия не имею.

— Она выпуталась из плаща, оставив его валяться бесформенной грудой на полу, схватила за руки двух своих детей и с визгом вылетела из церкви через окно.

— И больше ее не видели, — улыбнулась я.

— Совершенно верно! А вы уже слышали эту легенду раньше? — Я покачала головой, и он усмехнулся. — Получается, она была дочерью самого дьявола, что доказывает этот ее полет. — Он хитро поглядел на меня. — Вы мне не верите, а?

— Я слышала и более поразительные истории. А вы сами-то верите? В то, что являетесь потомком дьявола?

— Почему бы и не верить? Мы все в роду рыжеволосые, горячие нравом — когда распалимся, прямо гобелены на стенах обугливаются. И я не собираюсь просить за это прощения. Так оно есть, вот и все. Вы же видели, каков Жоффруа. Разве нормальные люди такое могут выкинуть?

Речь идет о католическом варианте обряда евхаристии, или причастия.

— Разумеется, нет.

— Вы должны принять это как предостережение, Элеонора, когда станете моей женой. В нашем роду дьявол точно наследил. И, став моей женой, вы еще не раз об этом пожалеете.

Ах! Как быстро мы дошли до самой сути дела после экскурса в генеалогию Анжуйского дома. Возможно, и сам этот экскурс имел конкретную цель — предостеречь меня. Анри, как я уже успела заметить, не любил терять времени даром.

Я ответила ему не сразу.

— Что вас тревожит? — Анри вдруг сердито нахмурился. — Я не вижу никаких поводов для тревог.

— Я должна выйти за вас замуж, — проговорила я, будто мне нужно было услышать эти слова, чтобы ясно осознать, наконец: этот беспокойный человек станет моим мужем.

— Вне всякого сомнения. Мы еще в Париже пришли к соглашению. — Он говорил с железной серьезностью. — Мы скрепили договор рукопожатием. Как только вы освободитесь от Людовика, отдадите себя под мою защиту. А это, на мой взгляд, и означает брак. Мне казалось, я выразился совершенно недвусмысленно. Вы мне будете не наложницей, а законно венчанной женой.

Да, подумала я, так оно и будет.

— Я ведь принес клятву и не нарушу ее, Элеонора.

Да, клятву он не нарушит. Мы были рождены друг для друга. И все же… мне бы хотелось знать, что он желает меня саму не меньше, чем мои владения. Конечно, оставался открытым вопрос: скажет ли он мне об этом хоть когда-нибудь? Даже если я прямо попрошу его об этом.

— Я не был уверен, что вы пойдете на это охотно. И подумал, чем вас, возможно, удастся склонить на мою сторону, — вдруг сказал Анри.