Меч и корона

— Садитесь, посидите с нами. Элеонора очень огорчена, она рассказывала мне об ужасных испытаниях, выпавших на вашу долю в горах.

К моему облегчению (ибо для меня вдруг сделался невыносимым запах нестиранной одежды), Людовик не стал садиться, стоял, скрестив руки на груди.

— Мы все настрадались. Это испытание, которое Господь Бог ниспослал нам, и мы его вынесли. И впредь должны выносить стойко.

При последних его словах я подняла голову и увидела, что Людовик смотрит на меня сурово, словно даже в моем горе находил повод для своего неудовольствия.

— Всем, что в моих силах, я помогу вам вынести это испытание, — мягко заговорил Раймунд. — Я скорблю о потерях, понесенных вами у горы Кадм.

— Этого не должно было случиться. Но кое-кто ослушался моих приказов.

— Возможно, то было не самое мудрое решение — идти через горы в зимние месяцы. Как мне известно, горы опасны в любое время года, а уж если турки начали войну, то лучшего места для засады им было не найти.

У меня потеплело на сердце от того, что он вступился за меня, в отличие от всех прочих, кроме неудачливого де Ранкона, который не согласился с Людовиком и был теперь Бог ведает где. Даже граф Морьен, видя упрямство Людовика, не захотел за меня вступиться. Но сейчас со мной был мой защитник, Раймунд.

— В эту засаду вы и угодили. А ваши советники не знают этих мест, не знакомы с ними. Вот среди кого вам надлежало искать виновных, коль уж вы хотите кого-то обвинить. Надо бы вам приглядеться в первую очередь к тем, кто посоветовал вам отправиться этой дорогой.

— Мы оказались бы куда сильнее, если бы вассалы моей жены разбили лагерь там, где я им велел!

— Вы лучше меня знаете своих советников. Монаха де Дейля и тамплиера Галерана, — в голосе Раймунда, к моему удовольствию, прозвучал еле заметный намек на укор. — Я бы таких себе в советники не выбрал, но у каждого свой вкус. Однако, я слышал, что они не пускают Элеонору в ваш шатер. — Раймунд взмахом руки пресек попытки Людовика возразить. — Я полагал, что суверенная государыня, каковой, без сомнения, является Элеонора, возглавляющая немалую часть ваших сил, должна иметь, по крайней мере, голос на ваших советах. Ну, это на будущее, а решение принимать вам. — Раймунд, с почтительным выражением лица, взял Людовика под руку, и тому никак не удавалось понять: насмехается над ним хозяин или сочувствует. — Пока же позвольте мне показать вам мой город. Я немало преуспел в жизни, правда ведь? Был безземельным рыцарем, а стал господином этого овеянного славой города. Позвольте же мне поделиться с вами всем, что у меня есть. Быть может, мы найдем для вас и новое рубище паломника…

Раймунд умел держать слово. К нашим услугам была вся роскошь его двора; пиры насыщали наши изголодавшиеся желудки, а турниры позволяли избежать скуки. Пищу для разума предоставляли музыка, шахматы и шашки. Драгоценности и наряды позволили возместить то, что мы потеряли на пути сюда. А если нам надоедали великолепные покои и сады дворца, мы выезжали на охоту с леопардами[78] и соколами. Собственно говоря, выезжала я в обществе Раймунда. Людовик не мог пренебречь трапезой с князем Антиохийским, ибо это было бы неучтиво и просто грубо, но от всего остального отказывался, лихорадочно погрузившись в разработку планов кампании вместе с де Дейлем и Галераном — в точности как и тогда, когда мы продвигались сюда. Если бы я захотела повидаться с ним, то должна была бы сама идти к нему. Впрочем, видеть его я не хотела.

Но пришлось, когда до Антиохии дошли вести о новом несчастье.

Людовик сидел за столом, заваленном свитками и листами каких-то документов, придавив кулаком выписанные там колонки цифр. Он вперил в них невидящий взор, но я вошла, и он поднял голову. Долго смотрел на меня пустыми глазами, потом отвернулся и мрачно уставился в окно.

— Я уже знаю, — сказала я, не теряя времени попусту. — Вы так ничего и не сделали, чтобы помочь им, верно?

Людовик вскочил на ноги, явно намереваясь пройти в другой конец комнаты, подальше от меня. Но я последовала за ним, не давая отступить.

— Мы потеряли их всех. Всех храбрецов, которых бросили в Атталии. Вы запретили мне просить Раймунда о помощи. Вы говорили, что сами займетесь их спасением. Разве вы не заплатили корабельщикам, чтобы они вернулись и перевезли оставшихся сюда, к нам?

— Нет. Я не мог себе этого позволить. Подумайте, сколько бы это стоило. А ведь я все еще так далек от Иерусалима! Подобные расходы пустили бы меня по миру.

— Как же вы могли оставить их всех там?..

Я не могла скрыть своего ужаса, да, честно говоря, и не пыталась скрывать.

Неожиданно Людовик резко развернулся и прошагал мимо меня к столу, одним движением смахнув с него бумаги с колонками цифр.

— У меня не осталось денег. Я требовал у Сюжера, но ничего так и не поступило. А теперь и от войска у меня почти ничего не осталось. — Схватил со стола единственный оставшийся там листок с цифрами, избежавший его гнева, разорвал на мелкие кусочки и швырнул на пол. — Все, что я вижу перед собой — это полный провал. Я так и не смогу исполнить своей клятвы…