Меч и Крест

Кокины руки закопались в стену по самые локти. Он принялся выгребать сыпучее тело, то и дело пританцовывая и громко дуя на ладони. Олег вторил ему, невольно вскрикивая от боли.

— Ну, ну же, он там! — покрикивал он, пришпоривая Коку и себя.

И лишь когда, почти час спустя, плоский живот бетона провалился вовнутрь глубокой неровной ямой, к нему пришло нервное отрезвление.

Здесь и не пахло никаким кладом! Пахло иначе.

Кровью…

Он недоуменно уставился на свои руки, измазанные красновато-бурою крошкой, невидящими, непонимающими глазами, чувствуя, как его распирает неудержимое злобное разочарование.

Копать битый час, как два землекопа! И что? Что за запах, будто и впрямь…

«Звезда во лбу» Олежи вдруг всхрипнула и погасла.

— Ты че? Думаешь, ниче? Да он там, там! — заныл Николай. — Стена же треснула!

— Счас как тресну! Нет, стой, посвети мне тут, чуть правее… — подпрыгнул Олег. — Вот тут, тут свети…

«Беззвездный» мальчик стремительно упал на колени, чтобы поднять с земли какую-то мелкую вещицу.

— Че, че там? — возбужденно застонал Кока.

Фонарь облетел вокруг Олега и оказался справа.

Несколько секунд оба взволнованно рассматривали тусклый кружок металла, мирно лежавший у него на ладони, под косым лучом фонаря — древнюю монетку со стертым рисунком.

Потом:

— Это и есть сокровище? — надломленно спросил Кока.

Олежа резко сжал кулак и понюхал свои пальцы.

— Слушай, по-моему, нужно отсюда валить… — сказал он.

* * *

Даша и Маша безмолвно воззрились на дважды воскресшую из мертвых, опустошенные ее убийственным резюме, в котором была странная, безжалостная и бесчеловечная честность: убийца заплатил жизнью за убийство. Катя — за жажду безраздельной власти — утратой власти даже над самой собой. Даша — за едва не погубившее других сумасбродство — сумасшествием других, едва не погубившим ее. Маша — за сочиненную любовь — ответной, столь же фальшивой, сколь и фатальной…

— И тот, кого ты полюбила уже неподдельно, сполна заплатил за свое безумие. Эта церковь проклята! Вот ее проклятье! — Не Катин подбородок качнулся, и Маша снова вгляделась в плоские черные глаза Мадонны-Демона.

Демона, которому молились, и просили заступничества, и ставили ему свечи в православной церкви.

— Но как ты могла? Сто лет назад? — страдальчески поморщилась Маша. Но она уже знала ответ. И та, которая уже не была Катей, знала, что она его знает.

— Как и ты. Я пришла к нему! И он принял меня за нее. И принял от меня землю.

— Ты стала его Демоном! Ты, а не Киевицкий! — несчастно закричала Ковалева.

— Но стоит ли упрекать меня в этом той, кто стала Дьяволом для моего Мира? — расплылась в страшной дружелюбной улыбке не Катя. — Чем ты отличаешься от меня? И разве оба они не заслужили? Они открыли ему дверь! И заплатили за это…

— Чем? Чем? — испугалась за Мишу Маша.

— Так Ян — нормальный? Он ни при чем? — услышала лишь одно Даша. — Ян — не Дьявол?!

— Дьявола нет! Нет зла и добра! Есть только земля и небо, которые будут вечно бороться между собой!

Только сейчас Маша заметила, как жарко в маленькой церкви. Так жарко, что она ощущала нервной и недовольной кожей пористое полотно папиной полосатой рубашки…

Не Катя-Кылына вдруг утратила веселое спокойствие и захрипела фанатично, захлебываясь своим огромным счастьем:

— Сколькие до меня пытались разгадать эту загадку! И моя бабка, и прапрабабка, и прапрапра… «Страшный обряд или обряд, который невозможно свершить»! Слепую и слепца — легко. Но убить Киевицу, означало — себя. Хитро, не правда ли? Как, если ни одна из нас не в силах даже войти в эту церковь?! И какой в том смысл, если, будучи мертвой, ты не сможешь воспользоваться обретенной властью? Но оказалось, ничего невозможного нет! И смерти — нет! — сверкнула страстными глазами она. — Вот в чем ответ. Уроборос! Мой конец — это мое начало! Истинная гордыня — в смирении. Ибо в природе ничто не умирает — лишь перетекает одно в другое… И сегодня, в ночь на Ивана Купалу, Огненный Змей восстанет из земли вновь. И этот Город вновь будет принадлежать ему, как тысячи лет назад! Он вернет себе землю, которую отнял у него мой треклятый прадед! Ею будем править мы: он и я, его невеста!

— Я не поняла, кто восстанет? — нервно скривилась Даша в сторону Машиного уха.

— Никто! — несказанно обрадовалась та, обнаружив явную логическую нестыковку в патетичном не Катином монологе. — Ничего не будет! — возопила она с торжеством. — Третьей жертвы нет! Здесь — нет! Мы воскресили ее!

— Ах, какие мы маленькие деточки, — зло засюсюкала не бывшая Катериной. — Мы все еще верим в Санта-Клауса и Деда Мороза? Зачем крестьяне приносили жертву водяному? — вывернула она шею к Землепотрясной Даше.

— Чтобы он дал им рыбу, — автоматом выдала Чуб купальскую науку.