– Кому, как не мне, звать тебя по имени? Так тебя нарекли при твоём рождении. С этим именем ты пришел в мир…
– С этим именем и должен покинуть этот мир, – добавил Чингисхан. Борте, поразмыслив, продолжила:
– Нет, ты теперь Чингисхан. Человек, сумевший объединить всех монголов и завоевавший все царства на земле. Но для меня ты всегда будешь тем самым Темуджином, которого я впервые увидела в девять лет.
– Ты помнишь, как мы с отцом приехали сватать тебя к уважаемому тестю Дайсичену? – Чингисхан вопросительно взглянул на Борте и чуть заметно улыбнулся. Это вышло у него как-то неуверенно. Было видно, что Чингисхану улыбка далась непросто, с трудом. Гурхан слабел с каждой минутой. Борте же не сразу ответила ему. Сердце её сжалась от тягостных предчувствий… Вдруг она с болью в душе осознала, что эти сокровенные минуты последние для нее, когда она может вести разговор и лицезреть мужа. Впереди её ожидает величайшая потеря из всех потерь, которые у неё были в жизни. Тот маленький Темуджин, которого она с первых минут полюбила всем сердцем, уходил в мир иной. Она закрыла глаза, во рту появилась горечь. Это был горький привкус чего-то неуловимого, безвозвратно уходящего… Тихим голосом она сказала любимому:
– Конечно, помню. Я всё помню. Каждый день, каждый час, каждый миг… – Борте замолчала, будто вспомнила что-то ещё сокровенное, и почему-то засмущалась, как тогда, когда впервые узнала, что её приехал сватать за своего старшего сына Темуджина, Есугей-батыр – хан славного рода Борджигинов. Это было так давно. Сколько воды с тех пор утекло в реках Керулена и Онон. Но она помнила тот день, как сегодня, когда они детьми, взявшись за руки, бежали по степи навстречу ветру. И думала она тогда, что время не властно над их детскими душами, а детство бесконечно. Но детство имеет обыкновение заканчиваться. «Наверное, счастливей поры, чем детство, у человека не может и быть», – успела подумать Борте. Чингисхан, словно догадавшись, о чём думает Борте, сделал вид, что не заметил, как она засмущалась, взял её за руку и продолжил:
– Сколько времени утекло с тех пор по нашей реке жизни…
– Да, достаточно времени, чтобы подвести итоги… – сказала она и осеклась.
– А сколько нами пережито, Борте. Об этом, наверное, знаем только ты и я.
– Да, сколько пережито. Не мне ли об этом знать, мой Темуджин, – промолвила она покорно, и после паузы добавила: – Наверное, пережитого нами хватит на десять жизней, если не больше… – после этих слов она поправила его подушку, чтобы ему было удобно вести с ней разговор.
– Ты тоже думаешь, что мне пора на покой? – покоритель вселенной глянул на неё так, будто речь шла не о смерти, а о чём-то несущественном. Борте продолжала молчать. Она опустила поседевшую голову и промолвила:
– Я не о том думаю, о чём ты. Ты – отец моих детей, и я хочу, чтобы ты был рядом с ними как можно дольше.
– Нет ничего вечного… Ты за них не беспокойся, с ними будет всё в порядке. Мы воспитали их так, как велела нам наша душа, сильными и честными батырами великой степи. Я не сомневаюсь, что они с достоинством продолжат моё дело и будут держать дела государства монгольского, как подобает, – после этих слов Чингисхан устало закрыл глаза и поморщился.
– Что с тобой? – спросила в тревоге Борте. – Тебе больно?
– Ничего, ничего… Просто вспомнил… – снова поморщился он и глубоко вздохнул. – Мне всегда старались причинить боль в этой жизни. Но судьба меня научила терпеть и не замечать… Сейчас мне больно только в душе.
– О чём тревожится твоя душа? – спросила Борте и затихла. Чингисхан некоторое время лежал с закрытыми глазами, погрузившись в свои сокровенные мысли.
– Знаешь, Борте. На пороге своего перерождения, человек, оказывается, мысленно снова и снова проживает свою жизнь. Его одолевают думы о том, сделал ли он всё так, как подобает в этой жизни. Думает о том, что успел, что не успел сделать, чего достиг. В какой-то момент к нему приходит осознание того, что есть вещи, которые он бы хотел, вернувшись назад, в прошлое, исправить. Но, увы, никому ещё не дано возвратиться туда, где тебя уже нет. То, что случилась мгновение назад, стало прошлым. И то, что мной сделано, – уже сделано, и его никому не исправить. Теперь, когда я стою перед небом, я хочу, Борте, об одном тебя попросить. Прости меня за Джучи. У меня был славный старший сын. Я не смог его уберечь.
– Не стоит просить прошения, Темуджин, на то была воля священного неба, – покорно сказала Борте, успокаивая своего хана.
– Да, такова была воля неба. Но мне кажется, что некоторые вещи в нашей жизни зависят не только от неба.
– Ты прав. Некоторые вещи человек совершает по своему выбору. Но ты – избранный, и послан самим небом, поэтому не вини себя. То, что ты делал в жизни, дано было тебе свыше, по велению неба. Ты смог объединить всех монголов и создать великое государство. В твоём улусе сейчас спокойствие и мир. Народ живёт и процветает, восхваляя твоё имя. На многие века ты обессмертил себя. Это был твой выбор.