Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь

Тем временем фрай Луис перешел к трудностям державы: завистливые враги за ее пределами, коварные враги внутри страны; первые подстрекают и поддерживают вторых. И поскольку Испания Божьей милостью и под Его защитой непобедима в прямой и честной борьбе, Сатана решил подорвать единство веры, делавшее ее неуязвимой, разжигая сектантские беспорядки внутри страны. Подорвать веру – значит подорвать силу. Евреи, эти враги христианства, воинство тьмы, изгнаны за ее пределы. Но остались новые христиане, часто впадающие в ересь иудаизма. Изгнаны и другие посланцы ада, последователи Мухаммеда. Но остались мавры, частенько впадающие в исламскую мерзость, и они продолжают развращать народ. К тому же среди испанцев много породнившихся с евреями и маврами лиц. Не у всякого испанского аристократа прослеживается в роду такая чистота крови, как у дона Педро де Мендосы-и‑Луны. Но и чистота крови ныне не гарантия спокойствия, ибо она не спасает от яда ереси – яда, который, попав в тело, действует, пока не разрушит его полностью. И тому уже есть примеры, очень яркие примеры в самой Испании. Вальядолид стал рассадником лютеранства. Фрай Луис помрачнел. Саламанка превратилась чуть ли не в академию для еретиков. Ученики Лютера и Эразма наглеют день ото дня. Сам примас Испании Карранса, архиепископ Толедо, не избежал лютеранской ереси в своем катехизисе.

Это был уже верх преувеличения, и дон Педро прервал монаха:

– Обвинение было снято с архиепископа.

Глаза доминиканца вспыхнули священным гневом.

– Отступникам Божьим еще воздастся в аду за его оправдание. Семнадцать лет Карранса избегал застенков святой инквизиции, прикрываясь по наущению дьявола разными софизмами. Уж лучше бы он приберег их для костра. В таких делах не до споров и казуистики: пока люди болтают, зло растет, сами по себе споры порождают зло. Надо вскрыть чумные бубоны ереси, выжечь их очищающим пламенем навсегда. В огонь всю эту гниль! И аминь! – Монах выбросил вперед правую руку, будто для проклятия. Его беспощадная ненависть производила устрашающее впечатление.

– Аминь, – отозвался дон Педро.

Костлявая рука доминиканца вцепилась в черный бархатный рукав аристократа. Глаза горели фанатическим огнем.

– Такого ответа я и ждал, это достойный ответ благородного человека чистой крови, отпрыска великого рода Мендоса, всегда трудившегося во славу Божью, приумножая славу Испании.

– Разве я мог ответить иначе? Уповаю на то, что я верный сын матери-церкви.

– Не только верный, но и деятельный член воинства Христа. Разве вы не брат мне в некотором роде, не мой духовный брат в великом братстве святого Доминика? Вы – член третьего мирского ордена доминиканцев, посвященный в его таинства, обязанный хранить чистоту веры, уничтожать ересь, где бы она ни обнаружилась!

– Почему вы учиняете мне допрос, фрай Луис? – Дон Педро нахмурился. – К чему такая страсть?

– Я хотел испытать вас, ведь вы стоите на краю пропасти. Я хотел удостовериться, что вы крепки духом, что у вас не закружится голова и вы не падете в бездну.

– Я на краю пропасти? Я? Вы сообщаете мне нечто новое, брат. – Дон Педро расхохотался, сверкнув белыми зубами.

– Вам угрожает опасность утратить чистоту крови, которая до сих пор была безупречна. Вы сообщили мне, что матерью ваших детей станет еретичка.

Дон Педро все понял и, по правде говоря, удивился. Он не решился признаться фанатику, но в порыве страсти он и впрямь не думал об этой стороне дела.

На какое-то мгновение он растерялся. Дон Педро действительно был преданным сыном церкви и пришел в ужас, обнаружив собственное безрассудство в деле первостепенной важности. Но это быстро прошло. Если раньше он твердо уверовал в то, что леди Маргарет по своей воле станет его невестой, то теперь убедил себя, что для него не составит особого труда обратить ее в истинную веру. Так он и сказал, и его непоколебимая убежденность совершенно изменила ход мыслей монаха. Фрай Луис воспрянул духом, как человек, вдруг увидевший свет в кромешной тьме.

– Благословение Богу! – воскликнул он в благочестивом экстазе. – Поделом мне за слабость в моей собственной вере! Мне не дано было понять, брат мой, что Господь подвиг вас спасти ее душу.

И монах полностью переключился на эту тему. С его точки зрения, все действия дона Педро были оправданы, даже само насильственное похищение. Здесь не может быть сомнений: дон Педро поддался не плотскому вожделению – при одной мысли об этом монах содрогнулся в душе, – дон Педро спас девушку от грозившей ей страшной опасности. И спас он не столько прекрасное тело, созданное Сатаной для совращения мужчин, сколько ее душу, обреченную на вечное проклятие. Отныне он, фрай Луис, станет помощником дона Педро в благородном деле обращения ее на путь истинный. Он принесет девице, которой сама судьба предназначила столь высокое положение, свет истинной веры. Он возьмется за святое дело освобождения ее из еретических тенет, в коих она пребывала на своей мерзкой еретической родине, и, обратив ее в истинную веру, сделает достойной невестой графа Маркоса, достойной матерью его будущих детей.