Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь

Когда она прошла, толпа снесла заграждения в центре улицы, так долго сдерживавшие ее; не охранявшиеся более, их разметали, и людская масса, разделенная ранее по обеим сторонам улицы, слилась в единый человеческий поток.

Служитель инквизиции тронул Джерваса за плечо.

– Пошли, – сказал он.

Глава XXIV Признание

Аутодафе завершилось. Прощенных отправили в монастырь, где назавтра на каждого будет наложена епитимья согласно приговору. Приговоренных к смерти поспешно вывезли за городские стены, на луг возле реки. Тут в Ла-Дехесе, на берегу бурного Тахо, в чудесном мирном уголке, замкнутом с другой стороны горами, был поднят огромный белый крест, символ милосердия. Вокруг него располагались столбы, к которым привязывали осужденных на сожжение, с заготовленными возле них вязанками хвороста. Здесь, Christi nomine invocato[84], завершалось в дыму и пепле дело веры. Толпа последовала сюда за осужденными, чтобы поглазеть на замечательное зрелище, и ее снова удерживали за ограждением, охранявшимся солдатами. Но большинство тех, кто принимал активное участие в аутодафе, вернулось с помилованными в монастырь.

Кардинал-архиепископ уже снимал облачение у себя во дворце. Он наконец был спокоен за племянника. Фрай Хуан де Арренсуэло все же принял предложенный им план действия: дону Педро вынесли приговор на основании показаний фрая Луиса. Приговор требовал уплаты штрафа в тысячу дукатов в казну инквизиции и ежедневного, в течение месяца, посещения мессы в соборе Толедо. Дону Педро полагалось присутствовать там босым, в одной рубашке и с веревкой на шее. По истечении этого срока вина будет искуплена, он получит отпущение грехов и восстановление в правах.

Дело о колдовстве должно расследоваться согласно долгу и законам инквизиции, и, окажись подсудимая колдуньей или просто еретичкой, ее обязательно сожгут на костре на следующем аутодафе. Само же по себе дело столь ординарно, думал кардинал, что не потребует его дальнейшего вмешательства.

Но он поторопился с этим заключением. Через полчаса после его возвращения в замок к нему явился взволнованный фрай Хуан де Арренсуэло.

Он принес известие, что фрай Луис Сальседо уже открыто протестует против порядка судопроизводства и осуждает его как нарушение закона. Приговор, вынесенный дону Педро, по утверждению фрая Луиса, основывается на показаниях, которые являются предположительными, пока не будет доказано, что подсудимая – колдунья. Фрай Хуан спрашивал – и весьма настоятельно, – какие принимать меры, если пыткой не удастся вырвать у женщины признание в чародействе.

Арренсуэло пытался унять доносчика напоминанием, что не следует будить лихо, пока оно тихо, что в данной ситуации протесты и умозрительные рассуждения фрая Луиса – всего лишь игра воображения.

– Игра воображения! – Фрай Луис рассмеялся. – А разве приговор дону Педро не игра воображения, позволяющая ему избегнуть более сурового наказания, которое, возможно, его еще ждет?

Он заявил это при большом скоплении людей в монастыре, в его словах чувствовалась явная угроза. К тому же рвение и страсть доминиканца произвели сильное впечатление на слушателей: они сочувственно восприняли его слова.

Кардинал был сильно раздосадован. Но природная мудрость побудила его скрыть свои чувства: на стороне противника – правда, а досада – плохой помощник в делах. Он призадумался, не говоря ни слова, чтоб не выдать своего огорчения.

Наконец он позволил себе улыбнуться доброй, не без лукавства, улыбкой.

– Мне сообщили из Сеговии, что местный инквизитор веры тяжело болен и требуется преемник. Я сегодня же обсужу назначение на эту должность фрая Луиса Сальседо. Его рвение и кристальная честность – залог успеха. Он отбудет в Сеговию тотчас по принятии решения.

Но предложение, разрешавшее, по мнению кардинала, все трудности, явно испугало фрая Хуана.

– Фрай Луис расценит новое назначение как попытку устранить неугодного свидетеля – попытку подкупить его, чтобы он замолчал. И будет пылать разрушительным праведным гневом, который ничто не сможет потушить.

Кардинал понял, как справедливо замечание фрая Хуана, и вперился взглядом в пустоту. Итак, монах, ревнитель правды, грозится свести на нет все усилия, если пыткой не удастся вырвать нужного признания у женщины. Отныне на это вся надежда.

Внезапно без вызова явился секретарь. Кардинал раздраженно отмахнулся от него:

– Не сейчас! Не сейчас! Вы нам мешаете.

– Послание короля, ваше высокопреосвященство.

Заметив недоумение на лице кардинала, секретарь пояснил: служители инквизиции привели человека, который был при оружии во время аутодафе, потому что явился с посланием к великому инквизитору от короля. Послание он должен вручить лично.

Пропыленный, измученный и небритый, сэр Джервас был представлен кардиналу. Он еле держался на ногах. Его глаза, воспаленные от бессонницы, запавшие и окруженные тенями, блестели неестественным стеклянным блеском, походка была шаткой от усталости.

Кардинал, человек гуманный, отметил все это про себя.