Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь

– Может, и шучу… – ответил Лич. – В конце концов, ты сам свалился мне на голову, или забыл? А что, если тебе вдруг взбредет улизнуть – ведь тогда мне за тобой не угнаться. Стало быть, нынче же вечером отправляйся на берег – так-то оно спокойней.

И, снова обращаясь к мисс Присцилле, он прибавил:

– Надеюсь, вы простите меня. Я лично прослежу, чтоб у вас ни в чем не было недостатка. Можете взять с собой все, что пожелаете.

Когда он наконец удалился, майор и мисс Присцилла впервые увидели, как де Берни, который всегда им казался твердым как гранит, потерял спокойствие. Низко опустив голову, так, что его подбородок утонул в пышных кружевах воротника, с бледным, перекошенным от гнева лицом, он настолько сильно сжал кулаки, что они аж побелели. Затем, процедив сквозь зубы какое-то ругательство, он резко развернулся и быстрым шагом через всю кают-компанию направился к иллюминаторам. Подойдя к ним, он остановился, устремил свой взор через подернутые зыбью воды лагуны на берег и принялся разглядывать, что там происходит. А на берегу царила шумная суета. Потом он поднял голову, пожал плечами и вдруг расхохотался – как будто нашел выход, который так долго искал.

– Ей-богу, я совершенно ничего не понимаю, – наконец подал голос майор.

Де Берни метнул в него гневный, презрительный взгляд.

– Чему же тут удивляться! Этот пес испугался, что, оставаясь на борту, команда перейдет на мою сторону. Он-то живо все смекнул в отличие от вас. Будь вы поумнее, думаю, мне бы не пришлось выслушивать от вас незаслуженные упреки…

От неожиданности майор даже забыл оскорбиться.

– Боже правый! – воскликнул он. – Неужто вы и вправду думали привлечь этих подонков на свою сторону?

Потеряв последнее терпение, де Берни возразил ему его же доводами:

– Это не моя мысль, сударь, а Тома Лича. Да уж, гнуснее мысли и быть не может. Да-да, сударь, не может.

Глава XI На берегу

Де Берни отправился на берег почти следом за Личем. Когда буканьер, удивленный его поспешностью, спросил, отчего это он вдруг так заторопился, тот ответил:

– Поскольку из-за твоих дурацких подозрений миссис де Берни вынуждена покинуть «Кентавр», я хочу проследить, чтоб ей отвели на берегу хотя бы приличное место. У нее слабое здоровье.

– Тогда какого дьявола ты таскаешься с ней по морям?

– Дурья ты башка! Я же говорил тебе, что хотел оставить ее на Гваделупе под присмотром братца. Или ты думаешь, я смог бы бросить ее на Ямайке, не имея никакого желания туда вернуться?

Признав справедливость его доводов, Лич расплылся в широкой улыбке и предоставил де Берни полную свободу действий.

Француз направился к матросам и отдал им распоряжения. На южной оконечности берега, в тени пальм, там, где начинались рифы, нужно было поставить деревянную хижину. Рядом следовало натянуть две палатки: одну для брата миссис, а другую для Пьера, слуги. Таким образом, жилище миссис должно было находиться на почтительном удалении от лагеря буканьеров, расположенного на другом конце берега, что обеспечивало ей полную безопасность.

На заходе солнца все было готово. На опушке леса вырубили несколько деревьев, и на образовавшейся прогалине де Берни велел построить хижину. Хижина была надежно скрыта от посторонних глаз с трех сторон – открытым оставался только вход. Маленькие парусиновые палатки поставили по краям прогалины.

Потом с корабля доставили всякий скарб: стол, четыре стула, кушетку, кусок просмоленной парусины на пол и два коврика, чтобы постелить сверху, светильник, который повесили на одно из бревен, поддерживавших крышу из пальмовых листьев, и, наконец, кучу всевозможных безделушек, чтобы единственная в хижине комната выглядела по-домашнему уютной.

Мисс Присцилла, несмотря на все опасения, была приятно удивлена, войдя вечером в свое новое жилище; она горячо поблагодарила де Берни за проявленную заботу. Девушке не могло и в голову прийти, что на острове ее ожидает уютный уголок.

Однако де Берни оказался не единственным, кто проявлял заботу в отношении мисс Присциллы. Не успела она ступить на порог своего нового дома, как к ней тут же пожаловал Том Лич, дабы лично удостовериться, что она устроилась как нельзя лучше. С самым любезным видом он принялся источать извинения по поводу ее вынужденного переезда и поклялся всеми святыми сделать все, чтобы избавить ее от возможных неудобств. Он велел принести сюда множество всяких безделиц, доставленных с «Черного лебедя», и попросил ее не стесняясь обращаться к нему за всем, что ей может понадобиться. Засим, коротко обменявшись любезностями с де Берни и майором, он, лучась доброжелательством, отбыл восвояси.

Де Берни следил за происходящим с ледяным спокойствием. Бросив взгляд на майора, который несколько мгновений назад смотрел на Тома Лича как на смрадное пугало, он промолвил:

– Timeo Danaos et dona ferentes[95].

– Вы же знаете, я не понимаю по-французски, – раздраженно ответил майор.