Меч Ислама. Псы Господни.

Но теперь король был в равной степени озабочен, чтобы такой неудачи не произошло. Секретарь Родригес сообщил Джервасу, что ему положен эскорт до Толедо и частая смена лошадей, как для королевского курьера. В конце беседы Родригес вручил ему и охранное свидетельство с королевским гербом и подписью. В нем содержалось предписание всем подданным короля Испании оказывать подателю сего и его спутникам всяческое содействие по пути из Толедо в Сантандер. Чинящим помехи грозили пагубные последствия. С этим секретарь отпустил Джерваса, наказав отправляться в путь незамедлительно.

Джерваса сопровождал офицер, доставивший его к секретарю из темницы. Он вывел Джерваса во двор, где его уже ждал другой офицер, шесть верховых и свободная лошадь. Джервасу вернули оружие, и он рядом с офицером во главе маленького эскорта покинул мрачный Эскориал и отроги серых гранитных гор Гвадаррама, направляясь к Вилальбе. Там, свернув к югу, они понеслись по узкой долине, где петляла река Гвадаррама, неся свои воды в Тахо. Но дорога была скверная, порой – лишь тропинка для мула, и потому остановки в пути часты и неизбежны. В результате они не поспели до ночи в Брунете, где их ждала смена лошадей.

До Толедо оставалось еще сорок миль; аутодафе, как сказали Джервасу, должно было состояться утром, и потому, снедаемый тревогой, он не мог позволить себе и часовой передышки, предложенной офицером. С виду ровесник Джерваса, тот был худощав, вежлив, предупредителен. К сожалению, он был каталонец. Англичанин, владевший испанским далеко не в совершенстве, хорошо усвоивший лишь кастильский говор, его почти не понимал.

В Брунете им, однако, пришлось задержаться: там предложили лишь трех свежих лошадей. Обычно на конюшне королевской почты их стояло не менее дюжины, но днем проехал, направляясь в Государственный совет в Мадриде, курьер генерального инквизитора с охраной и опустошил конюшню.

Молодой офицер, которого звали Нуньо Лопес, происходивший из новохристианской семьи с древними мавританскими корнями, принял известие с сарацинским[81] фатализмом своих предков.

– Ничего не поделаешь, – сказал он, пожав плечами.

Можете себе представить реакцию Джерваса на его спокойное заявление.

– Ничего не поделаешь? – вскричал он. – Надо что-то предпринять, я должен быть в Толедо к рассвету.

– Это невозможно, – невозмутимо ответил дон Нуньо.

Возможно, он был рад, что появилась такая веская причина отказаться от ночной поездки.

– Часов через шесть – к полуночи – лошади, оставленные здесь курьером генерального инквизитора, отдохнут, но вряд ли они проявят резвость.

Джервас скорее почувствовал, чем понял смысл сказанного Нуньо. Он ответил ему очень медленно, с расстановкой, стараясь донести до офицера каждое слово:

– Здесь есть три свежие лошади – для вас, меня и одного из сопровождающих. Возьмем их – и в путь.

Дон Нуньо стоял у открытой двери почты, и лившийся оттуда желтоватый свет мешался с тусклым светом наступавших сумерек. Дон Нуньо снисходительно усмехнулся и покачал головой:

– Это небезопасно. В горах живут разбойники.

– Если вы боитесь разбойников, оседлайте мне лошадь и я поеду один, – тут же нашелся Джервас.

Офицер больше не улыбался. Он гордо вскинул голову, и его усы над плотно сжатым ртом, казалось, ощетинились. Сначала Джервас подумал, что парень вот-вот его ударит. Но тот повернулся на каблуках и резким злым голосом отдал приказ своим подчиненным, стоявшим возле лошадей. Джервас ничего не понял.

Через несколько минут три свежие лошади были оседланы, и один из кавалеристов Нуньо держал их под уздцы. Тем временем дон Нуньо, быстро перекусив хлебом с луковицей, запил его простым андалузским вином и вскочил в седло.

– Вперед! – повелительно крикнул он.

Сэр Джервас последовал его примеру, трое всадников выехали из деревни и продолжили свой путь.

Тут офицер решил, что настало время свести счеты. Вызывающе обращаясь к своему спутнику «сэр английская собака», Нуньо заявил, что оскорблена его честь и Джервас должен при первой возможности дать ему сатисфакцию.

Джервас не намеревался ввязываться в ссору. Ночная поездка сама по себе была кошмаром, и кто знает, какие рогатки поставлены ему судьбой впереди. Он подавил в себе раздражение, пропустил мимо ушей оскорбительное обращение и извинился перед офицером за невольно причиненную обиду.

– Извинения мало, – ответил каталонец. – Вы поставили меня перед необходимостью доказать свою храбрость.

– Вы сейчас доказываете свою храбрость, – заверил его Джервас. – Только это доказательство от вас и требуется. Я был уверен, что вы способны ее проявить, потому и потребовал. Извините великодушно, я сознаю, что бросил бы слова на ветер, не окажись передо мной отважный человек.

Каталонец долго вникал в смысл сказанного, потом смягчился.

– Ладно уж, – пробурчал он. – Пока оставим все, как есть. А потом, может статься, мне этого покажется мало.

– Как пожелаете. А пока, ради бога, давайте останемся друзьями.