Меч истины (СИ)

Сиагрий одобрительно крякает. Я не выдерживаю и оборачиваюсь. У него не хватает двух передних зубов, от этого он выглядит старше. Ещё у Сиагрия туповатый вид. Мне хочется его подразнить:

- И тебе надо германскую девку? Ты же уродлив, как кабан!

Он добродушно смеётся и скребёт щетину на подбородке:

- Запомни, красавчик, девки редко смотрят в лицо. Их интересует то, что ниже. Легат прав – мой здоровяк давно сохнет без дела! А твой доволен воздержанием?

Мой здоровяк не сохнет без дела. В лагере нет девок, но в соседнем селении есть. Я бегаю к ним не каждую ночь, мне после этого спится до обеда. А сейчас назревает хорошая драка. И такая слава, что на пирах, разделив кабана и наполнив кружки пахучим элем, ещё сотню лет будут петь о легендарных героях…

…А потом мы занимали ущелье. Конница прорвала оборону изменников слишком легко. Но тогда об этом не думали. Пешая когорта втянулась в проход и стала ждать подкрепления. Готы отступили, их и было-то несколько десятков. Они истошно орали, потрясая топориками, с вершины холма у самой опушки леса. Мы не торопились выйти из прохода. Их вопли казались нам смешными. Наконец командир конной турмы отдал приказ разогнать их. Мы перестраивались, готовясь занять холм, когда всадники скинут с него варваров. Сиагрий шутил, что легат опоздает к раздаче девок.

А потом с опушки посыпались стрелы. Всадники не успели даже развернуть коней. Прежде, чем мы укрылись за щитами, большая часть турмы уже лежала на земле. И варвары хлынули на нас. Они были повсюду. Я растянул правую руку, отбиваясь от них.

Первый натиск мы сдержали. Они накатывались волнами. Когда волна спадала, оставаясь лежать у наших ног, мы делали ещё несколько шагов в направлении ущелья. Они не решатся преследовать нас там.

Сиагрий пыхтел рядом со мной:

- Если укроемся в скалах, отобьёмся. Легат подойдёт с основными силами, и мы их сомнём. Шевелись, красавчик!

Я шевелился. Когда проход был уже близко, мы перешли на бег, закинув щиты на спину. Никто не ждал удара из скал, откуда мы пришли. Но там нас встретил наш же вандальский арьергард.

Стрелы били в незащищённую грудь. Потом по стенам ущелья сверху устремились германцы. Дальше я помню только кровь. Кровь была на моих руках, черен меча скользил в ладони. Кровь струилась по ногам, когда мы стояли по колено в мертвецах, и пытались прикрыться щитами. Нас оставалось меньше десятка. А потом кровь залила глаза, и я перестал видеть…

Я лежал за камнем и слышал рядом тяжёлое дыхание Сиагрия. Звуки боя стихли. Мне было больно.

- Щербатый, мы устояли? Легат пришёл?

Он опрокинулся на спину, пытаясь затянуть зубами ремень выше локтя. Дублёная кожа не поддавалась. Ниже локтя руки не было, кровь уходила толчками. Я хотел ему помочь, но мои ноги придавил покойник – подняться не удавалось. Лицо Сиагрия было уже белым, беззубый рот кроваво щерился:

- Легат не придёт. Засунь свою арфу в жопу, Лугий! О нас не сложат песни…

Он умирал рядом со мной, и я тоже умирал, не ведая, что ещё девять лет буду вспоминать этот день, и его последний хрип:

- Красавчик, никогда не верь героям…

*

…Девчонка слушала, раскрыв рот и глаза. Я был у неё первый, не хотелось напугать, поэтому я нёс всякую чушь. Я был пьян и, кажется, даже заплакал. Она ни о чём не спрашивала, просто смотрела. Совсем не помню лицо. Только глаза. Я ещё не видел таких лучистых глаз.

Аяна

Никогда я не болела. Разве что давно, когда Ноний мало до смерти не запорол, но то дело прошлое, я и не помню, как следует. И нынче не собиралась, только скрутила неожиданная брюшная хворь. Поела не того, должно быть. Томба зайцев готовил – от кореньев не продохнуть. Так меня до сих пор с тех кореньев мутит. Ругаться с ним без толку – скалится, белые зубы сверкают на чёрном лице: «Сфагнова стряпуха Ксантиппа ещё никого не отравила, её хозяин от другого помер!» Она-то, может, и не отравила, а зайца по её рецепту готовил ты. У Лугия с Визарием желудки железные, им хоть бы что. А меня одолело не ко времени.

Визарий порывался дома оставить, насилу уговорила, сказала, что в степи вольным ветром подышу – скорее отойду. Он спорить не стал. Визарий вообще редко спорит: соглашается или молча делает по-своему. Если б он задумал меня не брать, хоть что я делай – не помогло бы. Однако пожалел, спасибо ему.

В дороге мне и впрямь легче стало. Хоть и не степных я кровей, но полжизни простором дышала. Визарий ехал рядом, улыбался своему. Один галл хмурился, с чего – не говорил. А его и не спрашивал никто.

В степи мне полегчало, зато как на место приехали, вновь моя хворь разыгралась, когда я увидела готского вождя Рейна.