Меч Юга

- Хорошо! - прошипел он. - Я сделаю это - и пусть Фробус отправит твою душу в самый темный ад Крэйханы!

Его зеленые глаза вспыхнули, как лед, но Венсит просто пожал плечами и опустился на пятки. Гнев Кенходэна удвоился от его самоуверенного выражения лица, и он с рычанием повернулся спиной и потянулся за мечом.

Мир взорвался.

Колдовство, сплетенное вокруг меча - слой за слоем тайных плетений: заклинания Вулфры, заклинания волшебника с кошачьими глазами, древние обереги и бессмертное дикое волшебство - сердце самого меча - обрушились на Кенходэна с яростью лавины. Его мозг стал проводником невыносимой силы, и его мысли дымились тенью и кошмаром, бормоча, когда ужас впивался ледяными клыками в их хрупкую паутину. Он отшатнулся - меч в одной руке, забытый грифон в другой, ярость в его сердце - и свернутая кольцом сила обвила его и ударила дубинкой по коленям. Он рухнул на пол, и острие меча зазвенело о камень. Брызнули искры, когда камень и сталь встретились, и лезвие вонзилось на несколько дюймов в глубину этой неподатливой поверхности. Молния затрещала вокруг его запястья и руки в яростном узоре, и его голова откинулась назад, волосы разлетелись, мышцы горла напряглись, как кабели. Его зубы щелкнули, и кровавая пена выступила на губах и потекла по подбородку.

Для простого смертного он был охвачен припадком, но глаза Венсита увидели правду, и он побледнел, отбросив все притворство безразличия, наблюдая, как Кенходэн борется за свою жизнь. Ибо Венсит мог видеть пурпурный сверкающий кокон, окутавший его, мог видеть, как он становится обжигающим глаза фиолетово-зеленым, который сжимает разум, как клещи. Сводящий желудок блеск стал ярче, когда заклинание волшебника с кошачьими глазами заменило последнюю ловушку Вулфры, и природа опасности, грозящей Кенходэну, стала явной и ужасной.

Клыкастая голова возвышалась над диким облаком силы, ухмыляясь так, как будто это было то, чем она была - вся сущность демона, сгущенная и очищенная, запечатанная в крошечном кармане пространства и времени, чтобы забрать душу того, кто ее выпустил. Заклинание скрыло природу демона, его присутствие, даже от Базела Бахнаксона, и концентрированная дикость - сфокусированная и направляемая тем же самым заклинанием - могла бы уничтожить даже такого могущественного защитника Томанака, как он, своим внезапным натиском. У меньшей силы не было никаких шансов против этого, и Венсит сидел неподвижно, вцепившись своими пальцами в колени, пока гремел демонический смех.

Напряжение нарастало, как пламя, и Кенходэн начал стонать - высокий стон, который прорывался сквозь его стиснутые зубы, резкий и становящийся все выше, переходящий в крик агонии, когда неуклюжие пальцы вцепились в его душу. Демон сжался вокруг его мыслительных центров, посылая через него всплески силы, чтобы уничтожить его, и его мучительный вой разнесся по пещере.

Но даже когда он закричал, пробудилась последнее волшебство - глубочайшее волшебство из всех, и его левая рука начала двигаться. Медленно, рывками, каждый дюйм причинял боль, его левый кулак пополз к правому. Рубиновое сияние исходило от грифона, и сила пульсировала в его сердце. Красные вспышки пульсировали в такт его мерцающей жизни, и Венсит с лицом, холодным, как время, наблюдал за медленным, болезненным движением этой сжатой руки.

Никто не мог догадаться по выражению лица древнего волшебника, сколько тысяч лет зависело от движения этой руки, или что он намеренно довел Кенходэна до ярости. Но он это сделал, и с одной целью - похоронить сознательные мысли в дымке гнева, которая, пусть и ненадолго, отгородила его внутреннее сознание от демона, жаждавшего его поглотить.

Демонические щупальца глубже проникли в мозг Кенходэна. Гнев помогал демону легче овладевать им, но он скрывал его самые сокровенные мысли - мысли, о которых даже он сам не подозревал. Сама легкость, с которой существо овладело его внешним разумом, одурачила того. Оно недооценило его, поскольку усилило невнятный стресс, довело его до конвульсий, настолько уверенное, что не почувствовало сердце волшебства, которое двигало этой медленно ползущей левой рукой.

Рубиновый огонь лизнул сломанную рукоять. Время и пространство гудели в монументальном напряжении, доведенные до предела искусно уравновешенными силами, неподвластными природе. А потом драгоценный камень коснулся меча.

Кенходэн застонал, и его слепые пальцы повернули грифона. Его разрушенное основание сдвинулось, прижимаясь к древним линиям разлома. Рубин терся о прилипшие кусочки рубина, и - наконец-то - демон почувствовал опасность.

Его ярость взвыла, обрушиваясь на Венсита с силой, отскакивающей от Кенходэна. Ярость бушевала в руках Кенходэна, движимая демоническим страхом и демоническим голодом. Энергия сверкала вокруг него, искры падали, как звезды, с шипением ударяясь о каменный пол, в то время как камень поднимался вонючим паром.