Меч Юга

Но было слишком поздно. Скрытый разум и память, запечатанные от демона яростью, наконец-то ожили. Челюсти Кенходэна из Белхэйдана разжались, кровь потекла по его подбородку, и его голос заревел, как гром тяжелой кавалерии на рассвете.

- Шикару, Херрик! - закричал он. - Оттар шен Клерес! Оттар кен Торен!

Огонь струился из меча, и демон дрожал и дергался, пытаясь уничтожить его. Рубиновое сияние сверкнуло, сотрясая пещеру с неукротимой мощью, и Кенходэн корчился в муках. Его левая рука оторвалась от эфеса... но грифон остался. Веера желтого света вспыхнули из золотых глаз резьбы, впиваясь в демона. Линии разломов исчезли, плавно срослись, и грифон расправил крылья и закричал от вспомнившейся ярости, его золотой свет был подобен ножам против лохмотьев демонической мощи.

Венсит приподнялся, наклоняясь к Кенходэну, и его собственные мышцы отразили напряжение в этом измученном колдовством теле. Его пылающие глаза прожигали воздух вокруг него, а его древнее лицо исказилось в агонии... или надежде.

Меч медленно поднялся, и грифон рванулся к голове Кенходэна. Свет его пылающих глаз коснулся его подбородка, его рта... а затем хлынул в его глаза потоком, подобным разрушению.

Никакое человеческое горло не смогло бы издать звук, сотрясающий воздух. Он отскочил от демона, когда тот столкнулся со своей судьбой, и куски потолка размером с голову разлетелись с каменным грохотом, подпрыгивая и трескаясь, когда они падали на пол. Шум битвы разнесся по лабиринту, ошеломив Чернион и Базела, ибо золотые глаза были солнцами, а ярость боевого клича грифона пронзила самые кости земли.

Фиолетово-зеленый саван лопнул, натянутый сверх всякой меры, и пасть демона распахнулась в ужасе.

Затем он исчез.

Кенходэн отшатнулся под тяжестью воспоминаний - воспоминаний ужаса. Смертельных ударов, жестоко наносимых и возвращаемых. О цепляющихся черных веревках и железной булаве, бьющей по его броне, ломающей ребра. Боль, его собственное лезвие, сверкающее, как потерянная надежда, когда оно режет и кусает. Колдовство бушует в его разуме, засоряя его чувства. Кровь хлестала из его собственных ран, еще больше крови хлестало по его руке, когда его меч рассекал колдовскую кольчугу, ребра, легкие. Предсмертный крик его врага и грохот железа о его шлем.

Темнота.

Он пошатнулся, хватаясь за самого себя, когда воспоминания разрывали его на части, и дыхание со всхлипом вырвалось из его легких. Огненные слезы прочертили белые линии в крови с его разбитых губ, и его мышцы дрожали и потрескивали, когда он боролся с милосердной тьмой, которая пыталась овладеть им.

Он проиграл эту битву. Он упал лицом на камень, меч под ним, и это больше не было предметом из железа или стали, из отполированных краев и неодушевленного металла. Оно светилось, живое и разумное, пульсирующее своей собственной яростной жизнью. Далекий вопль - торжествующий крик грифона - эхом разнесся в темноте вместе с ним, но меч сиял под ним, как маяк.

Меч Юга - восстановлен.

ЭПИЛОГ Надежда вернулась

Венсит опустился на колени рядом со своим павшим другом, и руки, которые разрушили континент, дрожали, когда они расчесывали рыжие волосы. Он положил голову Кенходэна к себе на колени, ожидая, и его лицо было мрачным.

Кенходэн наконец пошевелился. Он тихо застонал, и его глаза открылись, темные и затравленные, и Венсит баюкал его, как мать ребенка, которого лихорадит.

- Венсит? - Голос был странным: Кенходэна... и все же не его.

- Да, сир?

- Как долго? - Глаза были широко раскрыты, расфокусированы, а губы напряженно шевелились.

- Тысяча триста лет и более, сир.

- Не... называй меня так. Никогда больше не называй меня так.

- Почему нет? Это то, кто ты есть.

- Нет. Я никогда больше не буду таким. Никогда! - Мозолистая рука поднялась, чтобы коснуться щеки Венсита, нежно обводя угол бородатого подбородка и глубокие морщины, изборожденные временем и печалью. - Тысяча триста лет, - пробормотал странно знакомый голос. - Это слишком, Венсит. Ты слишком безжалостно используешь себя.

- Возможно. Но если я это делаю, то использую других так же жестко. Прости меня.

- Простить? - рассмеялся голос. - Не могу. Я сделал свой выбор сознательно. Здесь нечего прощать.

- Есть, - тихо сказал волшебник. - Гораздо больше, чем ты думаешь. И ты должен принять другое решение, которое тебе не понравится. Вернешь ли ты то, что принадлежит тебе?

- Я должен? - теперь голос был невыразимо усталым. - Разве я недостаточно заплатил?

- Заплатил, - сказал Венсит. - Но еще недостаточно для победы.

- Победа, - с горечью произнес голос. - Мы очень сильно заботились о победе, не так ли?

- Да, мы это сделали.

- И ты все еще любишь, не так ли, мой друг? Ты - сидящий там со своими горящими глазами - ты достаточно заботлив, чтобы платить, платить и платить, не так ли?

- Да, я знаю, - просто сказал Венсит. - Кто-то должен.

- Тогда, полагаю, мне тоже должно быть не все равно. Но я не хочу этого, Венсит. О, как я не хочу это делать!