Меч Кайгена (ЛП)

— Джамуттаана думает, что некоторые из них хотели отомстить за то, что их родители и родители их родителей пострадали от Кайгенской империи. Некоторые из них верили, что они освобождали вас. Многие из них хотели славу за победу над величайшими домами воинов Кайгена. Когда мы собирали тела, военные лекари Империи считали, сколько было убито нашими бомбами и пулями, а сколько — ранами от джийи. Нам прислали много — сотни — фотографий ранганийцев, доказывающих, что джиджаки убили многих перед тем, как воздушная поддержка Яммы добралась сюда.

— И они поверили вам на слово?

— Все дело велось под наблюдением агентов Джаму Куранките для ясности. Это текущее обсуждение между Яммой, Кайгеном и Рангой. Хотел бы я, чтобы вашему мужу и другим можно было знать… Ваш народ должен гордиться тем, что вы тут сделали. Сражаясь, вы защитили Империю. Джасели будут гордиться, исполняя песни о ваших подвигах, в следующем поколении.

— Но это должно остаться скрытым, — сказала Мисаки.

Юный джасели кивнул.

— Коро Мацуда… мне жаль, что так вышло с вашим сыном.

Мисаки только покачала головой. Она неплохо управляла разговором. Если она даст себе думать о Мамору, она потеряет контроль.

— Спасибо, джасели. Я ценю это.

— Я хочу, чтобы ваши люди могли знать.

— Все хорошо, — мягко сказала она. — Спасибо, что рассказал мне.

Джасели явно хотел сказать больше, но не успел, Мисаки прижала Изумо к груди и растаяла в тенях.

* * *

Позже той ночью Мисаки увела Такеру наружу, во тьму — две семьи втиснулись в дом Мизумаки, и они могли поговорить наедине только снаружи. Она поведала ему, что узнала от джасели. Он слушал, хмурясь, пока она не закончила.

— Так опасности от ранганийцев пока нет, — сказал он. — Есть время отстроиться.

— Да.

— Хорошо. Я рад, что мы это знаем. Но тебе не стоило делать это, не посоветовавшись со мной.

Мисаки раздраженно нахмурилась. Он знал, как сложно было вытащить информацию из джасели, которому нельзя было угрожать силой? И так ей благодарили?

— Не хочу оскорбить, Такеру-сама, но твой ямманинке не очень хорош. Я не знаю, как бы ты…

— Я — твой муж, Мисаки. Не действуй больше без моего разрешения.

Мисаки должна была злиться. Она злилась. Он видел, что она делала, и Такеру все еще не мог перерасти десятки лет сексизма и наглости за неделю. Он все еще говорил с ней свысока. Он все еще ожидал, что она будет слушаться. Будто ничего не изменилось.

Она глубоко вдохнула, готовая сказать ему, что ей не нужно было его разрешение, чтобы делать, как она хотела, но в тот миг она поняла, что кое-что изменилось. Ее гнев не был теперь в тишине, удушая ее. Возмущенный вдох легко наполнил ее лёгкие, и она уже открыла рот, чтобы парировать, не боясь. И этот простой факт, что она не боялась спорить, ощущался чудесно.

Улыбка расплылась на ее лице, и она поняла, что они будут спорить. Если не сегодня, то завтра или позже, но они будут спорить. Для многих это не было бы признаком счастливого брака, но Мисаки никогда не чувствовала такой связи с кем-то, как посреди разговора. Она ссорилась с отцом и братьями, с Коли, Эллин и Робином, со всеми, кого любила.

Как безумная, она улыбалась мужу.

— Почему ты улыбаешься? — встревожился Такеру.

— Это сложно.

— Это страшно.

Мисаки рассмеялась и постаралась выглядеть скромнее. Такеру хватало тревог без ее атаки сегодня. В другой раз. В будущем, которое уже не казалось таким холодным и пустым.

— Прости, — она сказала искренне, но улыбка на губах не помогала выражать честность. — Правда, я не хотела оскорбить.

— Я не злюсь, что ты поговорила с джасели, — сказал Такеру. — Мне не нравится, что ты действовала одна.

— Я извинилась. Я буду слушаться в следующий раз.

— Слушаться? Мисаки, это не то, что я… — Такеру раздражённо выдохнул, и даже в морозе зимы его дыхание было таким холодным, что стало паром и опустилось во тьме.

— Ты что? — спросила Мисаки, напряжение затянулось между ними.