Такеру крепко спал рядом с Мисаки. Он так уставал, что проснулся бы, только если бы гора стала разваливаться под ними. Стараясь не беспокоить его, Мисаки выбралась из-под одеяла и прошла к Нагасе.
— Идем, Нага-кун. Вернем тебя в…
Она замерла и уловила звук, разбудивший ее сына.
— Призрак, — серьезно настаивал Нагаса.
Жалобный вой искажал ветер, но любая мать могла понять…
— Это не призрак, Нага-кун, — сказала Мисаки. — Это ребенок.
— Ребенок?
— Да, — звук доносился из дома Хиори. — Нага-кун, останься тут. Иди в постель. Каа-чан скоро вернется.
Мисаки поспешил к гэнкану, надела таби и закрепила их быстрыми пальцами, схватила по путти плащ. Когда она вышла за двери, Сецуко уже стояла снаружи.
— Мисаки, — сказала она. — Ты слышала…?
— Да, — сказала Мисаки, укуталась плащом поверх одежды для нас. Крики малыша звучали из дома Хиори. — Думаешь, она уже родила? Разве еще не рано?
Сецуко сосчитала месяцы и недели на пальцах, ее губы двигались.
— Да, немного, — она выпрямилась. — Может, это хороший знак. Знаешь… может…
Может, это был ребенок Дая.
Мисаки кивнула.
— Идем.
К женщинам Мацуда присоединились Фуюко, Фуюхи и несколько мужчин из соседних домов, которые проснулись от звука. Женщины Мизумаки несли фонари, и Мисаки заметила, что у двух мужчин — Гинкавы Аоки и волонтера по имени Амено Кентаро — были мечи. Было странно брать оружие, чтобы проверить мать с новорожденным, но в крике было что-то жуткое. Стены дома скрипели, группа собралась у двери.
— Хиори-чан? — Сецуко бойко постучала. — Мы можем войти?
Ответа не было, только безумные вопли малыша, их не перебивали, будто там больше никого не было.
— Юкино-сан! — громче сказал Гинкава Аоки. — Вы там?
— Хиори! — тон Сецуко стал тревожнее. — Хиори, прошу, ответь нам! Ты в прядке?
— Простите за вторжение, Юкино-сан, — сказал Аоки, — мы входим, — и он выбил дверь.
Сецуко ворвалась первой, за ней последовала Мисаки и женщины Мизумаки с фонарями.
Хиори лежала на боку на кимоно Юкино Дая, которое она смогла забрать из старого дома, сжимая в руке ткань. Такенаги торчал из ее тела, серебряный клинок выпирал из ее спины.
Она была мертва.
— Нет! Нет! — Сецуко упала на тело Хиори, всхлипывая, Фуюко упала на колени в шоке, а Фуюхи отвернулась. — Хиори! — Сецуко стал умолять, слезы лились по щекам. — Ну же, милая, открой красивые глазки. Хиори! Нет! Нет!
Мисаки не пошла к телу. В ней не осталось слез. Она не могла это объяснить, но она как-то знала до того, как они выбили дверь, что Хиори умерла. Она давно была мертва.
— Мисаки, сделай что-нибудь! — Сецуко всхлипывала, опустив голову Хиори на свои колени. — Останови кровотечение!
Мисаки лишь покачала головой. Даже ели бы сердце Хиори еще билось, она не могла спасти человека от такой раны. Хиори явно уперла Такенаги во что-то и бросилась всем весом на клинок — решительный конец.
— Мне жаль, Сецуко, — прошептала Мисаки. — Она мертва.
Мисаки тихо прошла мимо Сецуко к колыбели, где рыдания не прекращались. Там была девочка, запуталась в одеялах, зажмурилась, откинув голову, и кричала. Мисаки еще не видела такого маленького ребенка, но ее ручки двигались, воздух в хижине задевал волосы и рукава Мисаки.
«Великая Нами», — ни один ребенок, даже Мацуда, не получал силы в день рождения. Это было неслыханно. Мисаки с потрясением вспомнила жуткую смертельную фонью насильника Хиори — та сила отбросила Мисаки в стену и разрушила комнату.
— Это не ребенок Юкино-доно, — в страхе прошептал Амено Кентаро. — Это не из наших.
У ребенка текла кровь из тонкого пореза на шее, который мог быть только от меча Котецу. Мисаки с ужасом поняла, что Хиори держала Такенаги у горла ребенка… но не убила малыша. В конце она не смогла убить своего ребенка.
Амено Кентаро потянулся к катане.
— Нет, — Мисаки быстро обошла колыбель, встала между воином и младенцем.
— Отойдите, Мацуда-доно, — Кентаро начал вытаскивать меч.
Ее кровь кипела, Мисаки схватила его за руку и вонзила оружие в ножны.
— Нет.
Глаза Кентаро расширились от ее силы.
— М-Мацуда-доно… — он глядел, не понимая, на тонкую ладонь на его запястье. — Ч-что…
— Ты не навредишь этому ребенку, — прошипела Мисаки.
— Это фоньяка, — возразил он, пытаясь вырваться из хватки Мисаки, но без толку. — Посмотрите на тот порез. Юкино пыталась убить это.
— Но не убила! — яростно ответила Мисаки. — Она сделала выбор с мечом. Ее последнее решение в этом мире — дать ребёнку жить. Кто мы, чтобы лишать ее этого?
— Но… это ранганийский ребёнок…
— Это ребёнок Хиори, — прошипела Мисаки, отталкивая его, — значит, он принадлежит всем нам. Ты отойдешь.
— Мацуда-доно, — начал Гинкава Аоки. — Вряд ли…
— Отойдите, Гинкава-сан.
Мисаки склонилась над колыбелью, прижала ладонь к шее ребенка, исцелила порез, как могла. Рана была тонкой, но глубокой. Останется шрам. Когда Мисаки ощутила уверенность, что корка удержится, она укутала девочку, чтобы она не шевелилась, поднимая ветер.
— Мацуда-доно, — Аоки попробовал нова. — Я знаю, что вы — женщина, поддаётесь материнским инстинктам, но нужно думать об этом рационально. Это фоньяка.