Он расправил плечи, стряхивая ладонь Мисаки. Она приняла мелкое движение как отказ и хотела отодвинуться, когда Такеру взял со стола пару листов кайири.
— Просмотри это для меня.
Мисаки взяла у него страницы и удивилась, увидев, что там не было цифр, а были столбики слов. Почерк Такеру был изящным и безупречным, как в каллиграфии, но многие строки были вычеркнуты и переписаны.
— Мой брат… хорошо умел вдохновлять других, — объяснил Такеру. — Я никогда не был так хорош с людьми, как он. Если я не продумываю слова, я не знаю, что сказать.
— И… ты хочешь, чтобы я…?
— Просмотрела ее за меня. Ты знаешь людей. Пожалуйста?
— Конечно, — Мисаки села на колени напротив Такеру, стала читать речь.
Такеру писал мелко, экономя место, заменяя компактными ранжи широкие символы, когда было возможно. Мисаки смутило то, что ей было сложно читать. Она говорила на кайгенгуа лучше Такеру, но он лучше использовал древние символы.
Рассвет озарил небо, она отдала ему кайири.
— Думаешь, я должно это сказать? — спросил он.
— Да.
— Тогда я запомню это. Я… — он посмотрел на кайири и замер. — Ты вычеркнула всю страницу, — он пролистал страницы. — Ты… вычеркнула все.
— Да, — сказала Мисаки. — Я делала сначала правки, а потом передумала.
— Не понимаю.
— Вряд ли тебе нужно это говорить.
— Ну… — Такеру моргнул, потер глаз ладонью. — Тогда… что…
— У тебя есть план для них, Такеру-сама?
— Да.
— Хороший?
— Думаю, да.
— Тогда это важно, — твёрдо сказала Мисаки. — Они слышали достаточно «Слава Империи» и пустых слов утешения, хотя твои были красивыми. Тебе не нужно притворяться твоим братом.
— Так… что мне им сказать?
— Свой план, — сказала Мисаки. — И все. Ты — коро, Такеру-сама. Твои действия всегда будут громче слов. Все в этой деревне уже знают, как долго ты работал на мэра, они знают, что ты заботишься о них, и они видели твою силу. Им нужно знать, что все будет хорошо.
Она подняла голову, уловив плач Изумо.
— Я должна разобраться с этим, — она встала, чтобы уйти, но замерла, глядя на мужа. Не думая, она склонилась и поцеловала его в морщинку между бровями.
— Что? — он в смятении поднял голову…
И она поцеловала его в рот. Он не отодвинулся, и она запустила пальцы в его волосы, сжала его шею и притянула его ближе.
Его рот был ледяным, как весь он, но поцелуй не был твердым. Он не скрежетал. В холодном поцелуе Мисаки нашла нежность, которой не замечала в своем муже. Он не был куском льда. Под ледяной горой бушевали волны. Под снегом журчал ручей Кумоно, реки неслись подо льдом, глубоко под землей. Под соснами корни тянулись, как пальцы, в почву, впивались в теплое от весны ядро горы.
Не было шипения пара, огонь не пылал во тьме с бесцельным восторгом. Но где был свет, было место тени. В снежно-белом свете Такеру она глубоко пустила корни.
Когда она прервала поцелуй, Такеру молчал, но он уже не был растерян. Он понимал, что это означало.
— Я жду твой план, — сказала она и поспешила к Изумо.
* * *
Люди собрались перед ледяной платформой, чтобы послушать Такеру. Мисаки и Сецуко нашли Хиори и встали рядом с ней. Женщина младше была заметно беременной, и она, казалось, спала меньше, чем Такеру.
— Доброе утро, Хиори-чан.
— О, — Хиори моргнула, посмотрела на Мисаки пустыми глазами, обрамленными тьмой. — У-утро.
— Как ты? — спросила Мисаки.
— Нормально, — с дрожью сказала Хиори. — Я в прядке. Спасибо.
— Не глупи, Хиори, — прямо сказала Сецуко. — Твое лицо по цвету как этот снег, а глаза как у енота.
— Не нужно так, Сецуко, — сказала Мисаки.
— Все хорошо, — Хиори скривилась, ее губа дрожала. — Я знаю, что стала уродливой.
— Эй! Я не это сказала! — возразила Сецуко.
— Ты назвала меня енотом.
— Ага. Самым милым енотом в мире, — Сецуко ущипнула Хиори за щеку, хотя там было почти не за что щипать. — Очевидно.
— О, Сецуко, — вздохнула Мисаки.
— Ты ела? — спросила Сецуко у Хиори, коснувшись впадины ее щеки.
— Я… не была голодна, — Хиори сжала кулаками рукава своего кимоно, чтобы скрыть дрожь ладоней.
— Хиори-чан, тебе нужно есть, — сказала Мисаки.
— Ты пообедаешь с нами сегодня, — заявила Сецуко.
— Все хорошо, Сецуко-сан. Я не…
— Мы настаиваем, — сказал Мисаки, и Такеру поднялся на платформу и кашлянул.
— Люди Такаюби, — его голос был монотонным, звучал четко и сильно. — Доброе утро. Я созвал вас сюда, потому что я придумал план нашего выживания, — он не взял с собой страницы. Ему не нужно было. Он хранил цифры в голове, как компьютер. — Прошу, послушайте внимательно, ведь нам нужно придерживаться плана, если мы хотим выжить в ближайшие месяцы. Благодаря стараниям моей жены и жены моего брата, я получил список всей еды, какая сейчас есть в деревне. А еще наши соседи согласилась вносить щедрое количество риса, свежей рыбы и прочего каждый месяц, пока мы будем в этом нуждаться. По моим подсчетам, этот припас поддержит деревню и ограниченное количество волонтёров в следующие одиннадцать месяцев, до Соколокало 5370. Распределение еды и ее приготовление будут под присмотром моей жены, Мисаки, и тех, кого она назначит себе в помощники. Все просьбы о дополнительной еде передавать ей.