Меч Калева

   Едва мы выскочили из дверей Домского собора, как с трех сторон к нам бросились некие личности и в руках у них что-то подозрительно блестело. Со стороны это выглядело, наверно, забавно: как будто некий конгресс "Физиков в защиту Лириков" в полном составе, при полном параде, в костюмах-тройках, решил пробежать стометровку протеста, держа в руках в целях усложнения пробега что-нибудь из ассортимента физической лаборатории, что-нибудь длинное и блестящее, штангенциркуль, например. Правда, я никогда не видел таких длинных штангенциркулей, и таких остро заточенных. Мы начали потихоньку сплачиваться, избрав в качестве точки отсчета дядю Ваню. Он в очередной раз преобразился: только что рядом с нами стоял крепкий, не старый еще мужчина, достаточно высокий, а тут вдруг среди нас оказался истинный Конан-варвар, и не в киношно-шварценеггеровском варианте. Некто на полторы головы выше любого из нас, в буквальном смысле облепленный монументальными мышцами, заросший косматой гривой по пояс, а всклокоченной бородой по самое не хочу, с гигантским мечом, который он держал играючи в одной руке, обнаженный по пояс и сверху, и с низу - он поражал воображение, тем более, что был самым что ни на есть настоящим, а не продуктом того самого воображения. Дядя Ваня издал вопль, повергающий малодушных во прах, а прочих заставляющий приседать и дальше идти на полусогнутых, и бросился на противника, успевшего к тому времени объединиться и построиться в некое подобие клина. В этот-то клин и вклинился дядя Ваня. Как говорится: клин клином. Прибалты не успели ничего предпринять, настолько стремителен был дядя Ваня. Влетев в самую гущу, следующим рыком, уже не столь мощным, что первый, он тем не менее повалил парочку наиболее нежных противников, а потом принялся кромсать всех прочих в капусту. Хотя это только фигура речи - в капусту. На самом деле он не убил никого, хотя прибалты валились вокруг него как кегли. Дядя Ваня использовал меч не как орудие убийства, а как "демократизатор" - он плашмя лупил прибалтов по головам, обездвиживая их не хуже, чем если бы действительно разваливал от плеча до пояса. Он был велик и могуч, человекозверь и зверочеловек в одном лице, дикая мощь перла из него Ниагарским водопадом, он сокрушал одним своим видом, он был на своем месте в нужное время. Будь я прибалтом, я задумался бы впредь о целесообразности каких-либо наездов как на него самого, так и на нас, грешных, укрытых сенью его, могучего. Впрочем, прибалты были явно не дураки и хотели жить. За всех не поручусь, но парочка поверженных лежала и не рыпалась, притворяясь бесчувственными, из любви к жизни, даже потихонечку, стараясь делать это незаметно, перетекая на новые места лежбищ, чтобы не быть невзначай затоптанными разбушевавшейся стихией. Я тихонько посмеялся такому положению дел, но пока не стал предпринимать ничего: не очень хотелось пасть рядом с ними, поскольку дядя Ваня в горячке мог и мне засадить мечом по маковке.

   Впрочем, смеялся я рано. Оказалось, что есть еще одна группа прибалтов, отдельная, пришедшая откуда-то сбоку, во всяком случае не оттуда, откуда пришли все остальные, и куда мы все дружно пялились, наблюдая за избиением младенцев. За что и поплатились.

   Вскрикнула Ленка, заметив какое-то движение на периферии зрения, или почувствовав что-то. Так или иначе это послужило сигналом к нападению прибалтов, а мы наконец-то оторвались от зрелища. Очень вовремя, надо сказать. Как раз, чтобы успеть выхватить мечи и перейти в глухую оборону.

   Их оказалось четверо против четверых же. Но если у мечи были у всех, то у нас Ленка была совершенно безоружна, а потому мне пришлось отражать нападение сразу двоих. Но, к счастью, не долго. Я успел только по разу парировать удары каждого из них, как из-за моего плеча вылетела молния, нежно голубая, как лед, и такая же холодная: правая щека у меня заледенела в момент. Молния вонзилась в грудь одного из моих противников и бесследно исчезла у того внутри. Он немедленно скукожился и кулем повалился на мостовую. Оставшийся прибалт не стал делать из этого никаких выводов и продолжал меня атаковать. Но мне было уже значительно легче, спасибо Ленке.