Меч князя Буй-тура

И тут же приказала огнищанину Власию, взяв несколько теремных гридней и отроков, запереть все градские ворота, строго-настрого запретив горожанам покидать Чернигов, чтобы избежать огласки о кончине Святослава. А боярину Улебу, внуку покойного Петра Ильина, старого сподвижника Святослава Ольговича, повелела, взяв десяток дружинников, не мешкая, скакать о двуконь в Курск к Олегу Святославичу, чтобы тот привел своих курчан для защиты Чернигова от претендентов на княжеский стол. В том числе и от Святославовых племянников Всеволодовичей — Святослава и Ярослава, находившихся, по воле и милости ее покойного мужа, на удельном княжении в Новгородке Северском.

По древнему листвечному праву престолонаследия именно Всеволодовичи, рожденные от старшего брата покойного Святослава Ольговича, Всеволода Ольговича, теперь, после кончины Святослава Ольговича, были основными претендентами на Чернигов и черниговский стол. Но кто же в последнее время соблюдает древние законы и поконы? Да никто! Вон и Всеволод Ольгович, отец нынешних северских князей Святослава и Ярослава, не побоялся изгнать своего дядю Ярослава Святославича, князя тмутараканского, в 1127 году по рождеству Христову или в лето 6635 от сотворения мира, из Чернигова в Муром и Рязань. И ничего, обошлось. Попечалился Ярослав Святославич; понегодовал, даже полютовал малость великий князь Мстислав Владимирович — да на том дело и кончилось. Остался в Рязани доживать век свой Ярослав, где тихо и скончался в 1129 году. Стол же закрепился за Всеволодом Ольговичем. А тут куда как проще — черниговский стол наследуют не племянники, а родные сыновья.

Так или примерно так рассуждала княгиня Мария Петриловна, желая оставить Чернигов и Черниговскую землю за своими сыновьями. Впрочем, этого она не молвила, а молвила иное: «Да поможет нам Бог!»

— А еще, матушка, — тихо, так, что мог расслышать разве один Всеволод, шепнул матери-княгине Игорь, — возьми для пущей верности с бояр и прочих лучших мужей градских клятву-роту. Ибо Бог, хоть и Бог, но сам будь не плох… Пусть целуют крест в верности нам и братцу нашему Олегу прямо здесь, у смертного одра батюшки нашего. — И указал взглядом на золотой нательный крест матушки. — Пусть целуют. Так, думаю, надежнее будет. Меньше останется соблазну клятву нарушить.

Матушка бросила несколько удивленный взгляд на Игоря, возможно, поражаясь его неотроческой уже сметке. Но тут же сняла с себя золотой нательный крест и, передавая его Антонию, приказала привести к присяге всех бояр и дружинников.

— Обойди, святитель, бояр с моим крестом нательным, пусть присягнут в верности через крестное целование. — И первой поцеловала крест, подавая пример. — Клянусь в верности детям моим, сынам Святослава Ольговича, Олегу, Игорю и Всеволоду, князьям черниговским.

— Княгиня, — смутился Антоний, даже его черные маслянистые глазки, словно это не глазки, а черные маслины греческие на просторном блюдце, забегали туда-сюда, — при покойнике-то?.. У смертного одра?.. Как-то нехорошо… Не по христианки…

— Вот именно, при покойнике, — стала настаивать княгиня, не любившая, когда ей перечили. — Пока тело князя нашего на смертном одре не остыло, пока память о нем жива и горячит сердца мужей черниговских. Или ты, святый отче, противное что имеешь?..

Прошло столько лет, а Всеволод помнил, как во время этих слов очи матушки-княгини Марии Петриловны сузились в гневном прищуре до узких грозных щелочек, похлестче, чем у самих половецких ханов, сразу же проявив в ней нрав гордой новгородки.

— Что ты, что ты… — схватился за крест княгини Антоний, покраснев пуще прежнего и засуетившись. — Ни в коем разе! Ни в коем разе…

Взяв крест, стал поочередно подносить к устам бояр.

— Целуйте, мужи, крест в верности княгине нашей и ее детям, — зачастил грубоватой скороговоркой. — А кто нарушит клятву, тот проклят будет во веки веков! Да постигнет того кара Господняя!..

С этими же словами обошел всех дружинников и гридней с отроками, находившимися в княжеской опочивальне. Только черный люд из теремной прислуги был обойден крестным целованием — не по Сеньке шапка им крест честной целовать. И так от княгини никуда не денутся, если сама не пожелает отпустить, а потому должны быть ей и ее сыновьям верными до скончания дней своих.

Первым, как и следовало, крест поцеловал седовласый, сивобородый, со шрамом на правой щеке воевода Ратибор — старый друг и соратник Святослава Ольговича. А за ним отпрыски Чурилы да Ставра — бояре старших черниговских родов, осевших здесь чуть ли не со времен Олега Вещего. Обойдя всех, приложился губами к кресту и сам Антоний, прежде чем отдать его княгине.

— Вот и хорошо, — молвила тихо княгиня. — Теперь можно и о домовине для покойного князя побеспокоиться. Эй, — подозвала она попавшегося ей на глаза теремного челядинца, — позови старшину плотников градских: пусть с дружиной своей домовиной для князя займется.