Меч князя Вячки

– Страшно мне от мыслей таких, – признавался Климята Мирошке. – Не в божьей церкви, не на святой колокольне мысли такие греховные, дьявольские должны приходить, а в аду, в огненной смоле. Гераклит Темный давно, видать, в аду…

Всплывал над Кукейносом, над рекой и туманными лесами легкий месяц – небесный челн. Сначала он был ярко-красный, потом желтел и в конце концов становился серебристо-белым, как снег.

– А почему месяц такой белый? – допытывался Мирошка у Климяты и, не дождавшись ответа, сам объяснял переписчику пергаментов: – Туда дикие гуси летят, как холода наступают. От их перьев и месяц белый. Так мне отец говорил.

– Не верю Гераклиту Темному, – страстно молился, исступленно шептал Климята. – В троицу верю – в бога-отца, бога-сына и в святого духа. Верю тебе, слышишь, боже?!

Он обессиленно, с мокрым от пота лбом вглядывался в ночной мрак, глаза его блестели, под ними трепетали суровые тени. Ответа ждал он, таинственного знака, какого-нибудь слова, но молчало небо, молчала ночь…

Мирошке нравилось играть с маленькой княжной. Желтый песок, из которого возводится неприступная крепость, мотылек, превращенный воображением в страшного огнедышащего дракона, делают равными всех детей, где бы они ни родились – в богатом тереме или в крытой соломой землянке. Софье, чувствовал мальчик, тоже было интересно играть с ним. Она не знала многого из того, что знал Мирошка. Она была комнатным цветком, который боится холода и ветра, зноя и дождя.

Мирошка учил княжну понимать язык природы, который он хорошо выучил в Горелой Веси, когда почти ежедневно бывал с Яковом в пуще. Земляные черви выползают наружу – к непогоде. Конь летом ложится наземь – перед мокрой погодой, зимой – перед вьюгой. В какую сторону спиной укладывается скотина, оттуда ветер дуть будет.

Он не задумывался над тем, надо ли это все знать княжне или нет. Ему нравилось учить. Сам того не подозревая, он хотел быть похожим на Климяту, своего учителя.

Добронега внимательно следила за играми детей. Каждый их шаг доносили ей челядницы. Княгиня с радостью отметила, что падчерица стала более веселой и ласковой.

Вячка бывал в Кукейносе наездами. Брови его были подпалены возле походных костров, кожа на лице посмуглела, обветрилась.

Узнав от жены, что дочь подружилась с мальчиком-смердом, князь велел привести Мирошку к себе в светлицу.

– Ты кто? – спросил он мальчика.

Мирошка от волнения словно язык проглотил. До этого времени князя Вячку ему приходилось видеть только издалека.

Вячка сидел, не сняв с себя походного красного плаща. Кожаные сапоги его были запыленные, стоптанные.

– Ты учишься у переписчика пергаментов Климяты? – встав, подошел вплотную к Мирошке князь. Мирошка несмело кивнул головой, ответил:

– Учусь.

– Какой же ты, брат, полочанин, если слово сказать боишься? – скупо усмехнулся Вячка.

– А я не полочанин, – поднял глаза на князя Мирошка. – Я из Горелой Веси.

– Откуда? Из Горелой Веси? Погоди-погоди… Это над Свислочью, в вотчине князя Рогволода? Так это тебя мой дружинник от волков спас?

– Меня, – с облегчением выдохнул Мирошка.

– Вон оно что, – засмеялся Вячка. – А у меня твой земляк есть. Сам тоже из Горелой Веси, а всем говорит, чтобы называли его Яковом Полочанином. В ловчие напросился.

– Яков в Кукейносе? – не веря своему счастью, чуть не присел от удивления Мирошка. – Его же друцкие вои убили.

– Жив твой Яков Полочанин. Таких, как он, ловких да быстроногих, убить непросто. Беги на конюшню к старшему конюшему Амельяну. Там они с Яковом коней готовят к завтрашней охоте.

Отвесив князю низкий поклон, Мирошка стремглав бросился из терема. Ему хотелось петь, кувыркаться через голову. Яков нашелся! Яков рядом с ним, тут, в Кукейносе! По дороге в конюшню Мирошка чуть не сбил с ног седельничего Михаила и получил от него добрый подзатыльник.

Яков с конюшим Амельяном заливали воском трещину на конском копыте. Конь был подвязан, подтянут веревкой к высокому столбу с перекладиной, и передние его ноги свисали, не касаясь земли. В больших конских глазах трепетал страх.

– Яков! – крикнул Мирошка. Яков оглянулся и в один прыжок очутился возле мальчика, обнял его за плечи, крепко прижал к себе.

– Братец ты мой… живой, – задыхаясь от волнения, говорил Яков. – Вот мы и встретились. А я думал, что один остался, что всех вас убили или в плен угнали. А где же мамка твоя?

– Мамку волки загрызли, – печально ответил Мирошка, и слезы покатились по его загорелым щекам.

– Ну, не плачь, не плачь, – начал успокаивать его Яков, готовый и сам расплакаться. – Будем вместе жить. Не бросим друг друга. Правда?

– Правда, стрый, – кивнул головой Мирошка. Ему все никак не верилось в то, что он нашел Якова, что стоит рядом с ним. Возмужал, вырос Яков за это время. Плечи широко развернулись, руки и ноги налились силой, над верхней губой проклюнулся темный пушок.

– Амельян, отпусти меня сегодня, – попросил Яков конюшего. – С брательником хочу поговорить. Брательник нашелся.

Высокий длинноволосый Амельян окинул Мирошку ласковым синим взглядом, хитро подмигнул ему и сказал

Якову: