Меч Лета

– Пока ничего, – небрежно просипел он. – И обед вам сейчас доставят. Только одно условие: я начинаю есть первый.

– Ну, предположим, я тебе поверил, – осторожно произнес я. – Что ты хочешь в обмен на сведения о мече?

– Услугу за услугу, – внесло некоторую ясность нахальное пернатое. – Допускаю возможность торга. Ну, мы договорились или фалафельное заведение останется навсегда закрытым?

Блитцен покачал головой.

– Нет, Магнус.

Хэрт показал:

– Голубям доверять нельзя.

Сэм не мигая смотрела в упор на меня, и во взгляде ее мольба смешалась с безумием. То ли фалафель ей нравилась даже больше, чем мне, то ли ее волновало что-то совсем другое.

– Ладно, – сказал я голубю. – Тащи наш обед.

Железная штора немедленно взмыла вверх. Парень за кассой стоял, замерев неподвижной скульптурой, прижимающей к уху мобильник, однако мгновенье спустя разморозился, глянул через плечо и прокричал названия блюд в заказе столь будничным тоном, словно вообще ничего не произошло.

Голубь, снявшись с места, пролетел сквозь все кафе и исчез за прилавком фалафельной. Кассир, кажется, даже и не заметил его. Как, впрочем, не обратил внимание и на то, что почти тут же из его заведения вылетела птичка куда больше голубя, а именно лысый орел, держащий в лапах поднос, с которым и приземлился в центр нашего стола.

– Значит, теперь ты орел, – отметил я очевидное.

– Да, – произнес он прежним осипшим голосом. – Обожаю модификации. Вот ваша еда.

На подносе стояло все, что я только мог пожелать. Парящие квадратики пряного рубленого мяса в тесте. Горка бараньих кебабов с мятным йогуртовым соусом. Четыре свежих питы, украшенные сверху кусочками маринованных овощей и начиненных шариками из нутовой пасты с тахинной подливой.

– О Хельхейм! О да! – Я с торжествующим воплем жадно потянулся к подносу, но голубь меня клюнул в руку.

– Погоди, погоди. Я первый.

Вы когда-нибудь видели, как орел поедает фалафель? Эта ужасающая картина теперь преследует меня в ночных кошмарах.

Не успел я и глазом моргнуть, как эта лысая тварь спылесосила с подноса все, кроме крохотного кусочка маринованного огурца.

– Эй! – жалобно взвыл я.

Сэм, вскочив на ноги, занесла над птицей топор.

– Это великан. Другого и быть не может.

– Уговор есть уговор, – спокойно отреагировав на ее слова, сытно рыгнул орел. – Что ж, перейдем к проблеме меча.

С яростным кличем мужчины, лишившегося своей законной фалафели, я выхватил меч и плашмя ударил им орла.

Не самый, согласен, разумный поступок с моей стороны, но я в тот момент был зол и ужасно голоден. К тому же не выношу, когда меня надувают, и питаю мало симпатии к лысым орлам.

Меч пришелся птице по спине и прилип к ней, словно намазанный суперклеем. Я попытался его оторвать, но держался он намертво, а руки мои столь же фундаментально приросли к рукояти.

– Ладно, – презрительно просипел орел. – Можем и так позабавиться.

И, волоча меня за собой, он со скоростью шестьдесят миль в час понесся сквозь дворик атриума.

Глава XXX Яблочко или жизнь

Я самым решительным образом добавил в свой список ненавистных занятий серфинг с орлом.

Этому кретину с лысой башкой совершенно не следовало взлетать, таща с собой на буксире достигшего зрелого возраста Магнуса Чейза. Тем не менее он именно это и сделал.

Блитц и Сэм за моей спиной выкрикивали крайне полезные рекомендации вроде: «Остановись! Не надо!» – пока орел знай себе тащил меня через ресторанный дворик, колотя моим бедным телом о столы, стулья и растения в кадках. Таким образом мы с ним добрались до раздвижных стеклянных дверей, пролетев сквозь которые проклятый орел взмыл вместе со мной над Чарльз-стрит. Мужик, спокойно себе обедавший в своей столовой на десятом этаже дома напротив, выстрелил изо рта картечью крошек из сырных кукурузных палочек «Читос». Вот так, видать, он удивился, когда мы просвистели мимо его окна, на котором остался хорошенький отпечаток моей подметки.

– Отпусти меня! – проорал я лысой пернатой твари.

– А ты уверен? – сипло прохохотал этот гад. – Ты лучше глянь-ка, где мы.

Я извернулся, лишь чудом избежав в последний момент столкновения с промышленным кондиционером, и, протаранив грудью кирпичную трубу, пропахал дальше за орлом, вошедшим в пике по другую сторону дома.

– Ну? – просипел он. – Ты созрел до переговоров насчет услуги за услугу?

– С голубем-мутантом, сожравшим фалафель? Нет уж, благодарю покорно! – был мой ответ.

– Как тебе будет угодно.

И он, резко поменяв курс, впечатал меня в пожарную лестницу. Я услышал треск собственных ребер. Грудь пронзило столь сильной и резкой болью, словно в легкие мне вонзили разом тысячи игл. Желудок свернулся от спазма, и хорошо еще, что был при этом пустым, иначе у них на пожарной лестнице вышло бы неаккуратненько.

Мы с орлом взмыли над церковью на Бойлстон-стрит, и он закружил меня над ее шпилем. В моей обалдевшей башке почему-то всплыли строки Лонгфелло о герое войны за независимость Поле Ревире, который огнями на Северной церкви должен был подать знак своим, откуда их собираются атаковать англичане: «Коли пехота – один огонь, а коли корабли, то два».