– Да что ты несешь, – перебила она. – Я с двенадцати лет влюблена в Амира.
Лодка надсадно скрипела, то поднимаясь на волнах, то ухая вниз. Харальд продолжал исполнять йотунский вариант американской национальной туристической песни «Девяносто девять бутылок пива».
– А-а, ну это другое дело, – смущенно отреагировал я на реплику Сэм.
– Хотя по-любому это не твое дело, – хмуро бросила она мне.
– Ну да. Конечно. – Я уже сам был не рад, что затронул такую тему.
– Во многих наших даже традиционных семьях не просто стараются подыскать девушке хорошего жениха, но и прислушиваются к ее мнению, – сообщила она.
– И это прекрасно, – одобрил такую позицию я.
– Мне стало многое ясно, когда я подросла, – продолжала она. – Бабушка с дедушкой взяли меня к себе после смерти мамы. Но она-то без мужа меня родила, и для старшего поколения это весьма щекотливый вопрос.
– Понимаю, – покивал я, оставив при себе уточнение: «В особенности если твой незаконный родитель – отец зла Локи».
– Мама была врачом. Она обнаружила Локи в отделении скорой помощи, – похоже, прочла мои мысли Сэм. – Не знаю уж точно, что с ним случилось. Вероятно, перерасходовал энергию, пытаясь материализоваться в Мидгарде, часть его застряла между мирами, и в Бостоне он возник слабый, беспомощный, почти в предсмертной агонии.
– А она его вылечила, – догадался я.
Сэм стряхнула с запястья капли морской воды.
– Можно и так сказать. Отнеслась к нему очень по-доброму и внимательно. Все время, пока он не выздоровел, находилась подле него. Ведь Локи способен очаровать, когда хочет.
– Знаю, – вырвалось у меня, но я тут же спешно поправился: – Из всяких преданий, конечно. Ты сама-то когда-нибудь с ним встречалась?
Она смерила меня хмурым взглядом.
– Мне не нравится мой отец. В харизме, конечно, ему не откажешь, но что с того, если он лжец и убийца. Несколько раз являлся меня навестить, но я говорить с ним отказывалась. Это сводит его с ума. По-моему, для него хуже нет наказания, чем когда его игнорируют. Скромным и незаметным его уж точно не назовешь.
– Скромный и незаметный бог Локи, – повторил я, прекрасно ее поняв.
– Каким бы он ни был, – вздохнула Сэм, – мама меня воспитывала в основном одна и так, как считала нужным. Она была очень упорная, волевая и всегда поступала по-своему. А в местной общине меня, конечно, считали товаром порченым. А как же иначе. Я ведь незаконнорожденная. Поэтому дедушка с бабушкой считают большим везением, что Фадланы благословили мой будущий брак с Амиром. Я ведь ему ничего не прибавлю. Богатства у меня нет, уважением наша семья теперь тоже не пользуется, значит…
– Да перестань! – Показалось мне все это полной доисторической чушью. – Ты умная, сильная. Настоящая валькирия. Вполне естественно, что Фадланы благословили вас. Не вижу причины особенно восхищаться.
Темные ее волосы метались под сильным ветром, вбирая в себя крошки льда.
– С валькирией тоже проблема. Моя семья… Ну, в общем, в ней по-другому на это смотрят. У нас со скандинавскими богами длинная-длинная история.
– А точнее? – заинтересовался я.
Она махнула рукой.
– Слишком долго рассказывать. Но если им станет известно про эту мою другую жизнь… Боюсь, мистер Фадлан не будет в восторге, что его старший сын берет в жены девушку, которая занимается сбором душ для языческих богов.
– Ну, если в этом смысле…
– Как могу, прикрываю свое отсутствие репетиторством по математике. Ну и немного валькирского волшебства. Порядочной мусульманской девушке ведь не полагается шляться со всякими странными типами, да еще без сопровождения старших.
– Со странными типами? – хихикнул я. – Спасибо тебе на добром слове.
И тут я весьма живо представил себе: вот Сэм сидит, например, на уроке английского, вдруг мобильник ее начинает гудеть, и на экране высвечивается: «Вызывает Один». Она срывается в туалет, напяливает там на себя валькирский прикид и выпархивает из ближайшего окна прочь.
– Ну а когда тебя выгнали из Вальгаллы… Нет, мне очень жаль, конечно, что это случилось, но неужели ты в тот момент не подумала: «А может, и к лучшему? Хоть поживу спокойно».
– В том-то и дело, что нет, – покачала головой она. – Мне нужны обе жизни. И за Амира выйти хочу, когда придет время, и летать. Я ведь с самого детства об этом мечтала.
– Летать как на самолете или носиться по небу всадницей на волшебном коне? – спросил я.
– И то и другое, – сказала Сэм. – Я в шесть лет рисовала одни самолеты. Мечтала пилотом стать. Вот только ты много знаешь женщин-пилотов арабоамериканского происхождения?
– Полагаю, если тебе удастся, ты станешь первой.
– Правильно мыслишь, – одобрила Сэм. – Вот спроси меня про самолеты любое, уверена, что смогу ответить.
– То есть, когда ты стала валькирией… – начало кое-что доходить до меня.
– Для меня это стало таким потрясением, – подхватила она. – Ну как сбывшийся сон. Взлететь, когда хочешь. В любое мгновение. И к тому же еще делать что-то хорошее. Отыскивать честных, отважных и благородных людей, которые жизнью пожертвовали, защищая других, и отводить их в Вальгаллу. Ты хоть представляешь, как мне сейчас этого не хватает?